Тайная свобода

Чулков Георгий Иванович

1 декабря 1924.

«Тысячелетия в твоих глазах…»

Тысячелетия в твоих глазах, Но ты всегда как нежная инфанта, От башмачка до голубого банта. Улыбчива иль в горестных слезах… Для трона ты от века рождена, И вся Испания тебе подвластна… Но ты пленила сердце горбуна. Его мечта, как роза сладострастна, — Вот он идёт по залам, как во сне, Тебя он ищет, но найдёт иное! Безумно сердце в дивном Антиное, Но не трезвей оно и в горбуне. И я, как он, – таинственный урод. И в зеркале

мне страшно отраженье. И сердце слабое в изнеможенье Последнюю мне песенку поёт…

1 марта 925.

4 НОЯБРЯ 1923

О жизнь! Как в глубине её Всё старое как будто ново! Дитя! В признании твоём Неувядаемое слово… Да, год прошёл, как будто час Единого-во сне-волненья: Созвездия благословили нас На таинство преображенья.

4 ноября 1924.

НОЧЬ В ГАСПРЕ

Какая тишина! И птицы, И люди-всё молчит кругом! Лишь звёзд лохматые ресницы.. И запах роз… И мы вдвоём… И чем больней воспоминанье О суетных и грешных днях. Тем властней странное желанье На неизведанных путях. И кажется, что злые муки — Весь этот бред, и этот ад, Твои лишь крошечные руки Прикосновеньем исцелят.

4 ноября 1924.

«Ты шла за мной, сомнамбулой, без воли…»

Ты шла за мной, сомнамбулой, без воли, Над нами бредила безумная луна. И странная царевна-тишина Дышала хмелем дремлющих магнолий. Я пил с тобой волшебное вино Во влажном серебре на камне белом. И жертвенно изнемогало тело: Казалось мне, что ты и я-одно.

4 ноября 1925.

4 НОЯБРЯ 1926

Три года! Новая заря Твоей судьбы и жизни нашей. Но верю, что не будет краше Полуденного ноября! Пусть жизнь в мученьях и крови. Но солнце в нашем сердце блещет: Душа по-прежнему трепещет, Изнемогая от любви.

«Ты пришла, кочевница, откуда?..»

Людмиле Михайловне Лебедевой

Ты пришла, кочевница, откуда? Поступь дивная – как песни лад… И ты вся, прекрасная, как чудо. И я-нищий-нищетой богат. Дышится легко-и бездорожье — Будто вольность дикая попей: Из горячих глаз сияет Божье — Солнце вечное любви твоей.

16 сентября 1928.

«Какая в поле тишина…»

Какая в поле тишина! Земля, раскинувшись, уснула. Устав от солнечного гула. От хмеля терпкого вина. И я дремал, забыв, что ярость Страстей мятежных не прошла, Что не распутать мне узла. Завязанного мной под старость. Очнувшись, вспомнил о тебе, Моя ревнивая подруга, И сердце будто от недуга Запело жалобу судьбе. Но

полно! Одолей унылость! Уныние ведь смертный грех: Не для себя живёшь-для всех, И безгранична Божья милость!

24 июля 1924.

«Ты подарила мне цветок…»

Ты подарила мне цветок — Небезуханный, нежный, дикий. В нём каждый тонкий лепесток Хранит любви моей улики… Тех лепестков касался я Так суеверно богомольно! И всякий раз душа моя Звучала сладостно и больно… Но бойтесь, люди, тайных нег! Цветам любви, как снам, не верьте В них дольний жар и горный снег, И чары их подобны смерти.

6 августа 1924.

«Ведут таинственные оры…»

Ведут таинственные оры Свой тайнозримый хоровод. Умрёт ли кто иль не умрёт — Но дивной музы Терпсихоры Прекрасен в вечности полёт. Ты, смертный, утешайся пляской. Следи движенье снежных рук, И флейты нежный тонкий звук, — И очарован музы лаской Не бойся горестных разлук. Увянут розы, всё истлеет. Испепелится твой чертог, Но на Парнасе дивный Бог Всё в странном свете пламенеет: Он тлен печальный превозмог! Своей любимой – Терпсихоре — Он повелел тревожить нас. Чтоб в сердце пламень не угас, Чтоб в радость обратилось горе. Когда пробьет последний час.

Сентябрь 1924. Гаспра.

«На кочевьях жизни дикой…»

На кочевьях жизни дикой Ты одна, моя жена, В тайне странной и великой Мне навек обручена. Пусть от зноя злой пустыни Утомлённый я уснул. Но от века и доныне Надо мной волшебный гул… И тебе ль не внятен лирный Этот гимн небесных сил — Этот зов миров надмирных От печалей и могил! Пусть мне снится страсть земная… — Сладостный и душный бред! — Всё же, друга поминая. Вспомни наш с тобой обет.

Октябрь 1924.

ВЕСЁЛОМУ ПОЭТУ

Мажорный марш твоих утопий Мне очень нравится, поэт; И после серых, скучных копий Приятно видеть яркий цвет, — И пусть преобладает красный В твоей палитре, милый мой; Мне нравится рисунок ясный В твоей размашке боевой; Покрикиваешь ты на диво. Как самый бравый бригадир На тех, кто прячется пугливо В свой ветхий дом, в свой старый мир. Где нет ни правды, ни утопий, Где мысль давно погребена И где религия, как опий. Для буржуазнейшего сна… По всё-таки прошу, дружище. Взгляни порою на кладбище. Где спят и дети, и отцы: Об этом как-нибудь помысли. Дабы начала и концы На паутине не повисли. Что некогда для наших мук Соткал из вечности паук.