Тайная свобода

Чулков Георгий Иванович

СЕСТРЫ

Сумерки-сестры за пяльцами Тихо свершают свой труд; С грустью прилежными пальцами Ткань гробовую плетут. Труд ваш ценю утомительный — Петлю за петлю-и сеть После заботы мучительной Сладко на сердце надеть. Ткали вы ткани шелковые — Сети прилежно плели; Вот уж и в стены сосновые Кости мои полегли. Так, под невольною сеткою Смерть мне позволят вдохнуть. И

можжевельною веткою Вновь обозначится путь. Сумерки-сестры! За пяльцами Тихо кончайте свой труд. Тките прилежными пальцами Сеть из вечерних минут.

«О, юродивая Россия…»

О, юродивая Россия, Люблю, люблю твои поля. Пусть ты безумная стихия. Но ты свята, моя земля. И в этот час, час преступлений. Целую твой горячий прах. Среди падений и мучений Как буен тёмных крыльев взмах! Под странным двуединым стягом Единая слилася Русь, И закипела кровью брага… Хмельной – я за тебя молюсь. Друзья-враги! Мы вместе, вместе! Наступит миг – и все поймут. Что плачу я о той Невесте, Чей образ ангелы несут.

8 ноября 1919.

«И в шуме света, в блеске бала…»

О. М. Бутомо-Названовой

И в шуме света, в блеске бала. При плясках радостной толпы, И где-нибудь с котомкой малой, В пыли проторенной тропы — Везде ты – Русь, везде – подруга Мятежных далей и степей… Не бойся страстного недуга. Из чаши вольности испей — И поклонись святым просторам… И мы поклонимся тебе. Твоим улыбкам, песням, взорам, Твоей таинственной судьбе.

Декабрь. 1922.

«Всё то же солнце… Почему же свет…»

Всё то же солнце… Почему же свет Таинственный волшебнее и тише? И кажется, что сотни тысяч лет Стоит дымок над этой тёмной крышей. Что краски умирающей листвы Не знали яркости живой и свежей, — И на ковре зачахнувшей травы Как будто пятна жёлтые всё те же…

1922.

ВОСПОМИНАНИЕ

Венеция почила в тихом сне, И тихий лепет струн-как шёпот сонный, И лунный свет подобен пелене, Раскинутой над ночью благовонной… Таинственная! Ты-со мной вдвоём — Нам суждено изведать страх забвенья. И кажется, что вот сейчас умрём От нежного, как сон, прикосновенья…

«Тишина твоей вечерни…»

Тишина твоей вечерни; Полумрак твоих икон; И горбатенький причетник: Всё как давний дивный сон. Научилась ты молиться — И молитвою дышать; И тебе Младенец снится И Его святая Мать. Только слышишь ли? Иная Нынче Пасха на Руси… И, крестами осеняясь. Сердце кровью ороси. Умирая, в миг последний Ты услышишь на рассвете Не смиренный звон обедни Двух былых тысячелетий, А великий грозный гул… Это-острова Патмоса, Это-Ангела-Колосса Страшный вопль и рёв, и гул…

29 октября 1931.

«Нет, не кристалл холодных размышлений…»

Нет, не кристалл холодных размышлений, Не нравственных высот святая даль; К Тебе влекут блаженство и печаль — Чудесный сон земных моих видений. Я распахнул окно. И наслаждений Волна вдруг хлынула-и не она ль Омыла сердце: «Ничего не жаль!» — Вот странный шёпот тайных откровений. Мне ничего не жаль-и всё люблю, — Лазурь, и тишину, и солнца песни, И горький запах тленья-всё чудесней От мига к мигу… Жажду утолю Земным вином небесной благодати. Блаженной мукою земных распятий.

Мураново. 6 августа 1932 г.

«Девушка! Ты жрица иль ребёнок?..»

Людмиле Лебедевой

Девушка! Ты жрица иль ребёнок? Танец твой так странен и так тонок. Без движения, как сон, легки… В чём же тайна пламенной тоски? Детских уст невнятен робкий лепет, А крылатых ног волшебен трепет, И как лилия-твоя ладонь! И в очах-испуг, любовь, огонь… Почему ж боишься бога-змея. Прямо на него взглянуть не смея? Знай, дитя, он в страсти изнемог: Смертный он теперь, как ты-не бог!

Ноябрь 1924.

«Таракан в углу шуршит…»

Таракан в углу шуршит. Где-то ветер мрачно воет, И душа как будто ноет. Сердцу больно. Грудь болит. Ставень глухо стук да стук. Сухо в горле. Сон волшебный! Что ж ты силою целебной Не спасёшь меня от мук? Вдруг часов старинных хрип… Ктo-го хлопнул дверью где-то. Дрогнула полоска света. Половицы тонкий скрип… Боли нет! Дышать легко! Сердце будто в клетке птица. «Ты со мной иль это снится? Что ж ты медлишь? Ах, какой…»

Май 1926.

«Раскрыта книга… Кот клубком…»

Раскрыта книга… Кот клубком… И тишина волшбою дрёмной Как шалью душною и тёмной, Покрыла опустевший дом. Какая скука, грусть и лень! И кажется, что неслучайно Она ушла, что, верно, тайна Нас разлучила в этот день. Молчи, душа, и приневоль Себя к обману жизни лживой, К её гримасе некрасивой. Храня ревниво в сердце боль.