Тайная улыбка
Шрифт:
Зашла в магазин, в котором продавали свечи и ветряные колокольчики, и провела какое-то время, выбирая и покупая стеклянную салатницу и плавучие свечи в виде водяных лилий, постоянно выглядывая через окно на улицу. Забежала в булочную и купила круглый черный дрожжевой хлеб, который стоил так дорого, что сначала я подумала, что запятая десятичной дроби поставлена не на том месте. Медленно прошлась дальше по улице, потом вернулась обратно. Зашла в книжный магазин и купила путеводитель для пеших прогулок по Лондону и его ближайшим окрестностям. Купила блок линованной бумаги для заметок и ручку в магазине канцелярских товаров, а также немного конфет, чтобы скрасить свое ночное бдение. Снова вернулась в кафе «Крэбтриз», в котором сейчас
В кафе вернулась та молодая женщина, которая работала прошлым вечером, а также два официанта, похожие на студентов. Она суетилась, обслуживая посетителей, которые пришли в рабочий перерыв на ленч, но узнала меня и кивнула, когда я заказывала суп из белой фасоли и стакан сверкающей воды. Села в свой незаметный уголок и стала листать путеводитель. Ела очень медленно и, после того как съела все, заказала чашку чая. Когда открывалась дверь, нагибалась под стол, будто бы завязывая шнурок, затем выглядывала из-под стола, чтобы проверить, кто вошел. Сразу после двух часов опять вышла на улицу и стала ходить по ней вперед и назад, бесцельно и уже со стертыми ногами, чувствуя себя совершенно несчастной от невыполнимости своей задачи. Сказала себе, что буду здесь только до закрытия, а днем просто загляну.
В половине пятого молодая женщина в кафе, мягко говоря, просто удивилась, увидев меня еще раз. Я заказала чайник чая и кусочек торта, сбрызнутого лимонным соком.
В семь вернулась, чтобы заказать лазанью с овощами и зеленый салат, но просто отодвинула салат за тарелку и ушла. Завела автофургон и припарковала его совсем близко перед кафе, съежилась в угасающем свете дня, ожидая, когда оно закроется. Посидела немного, ничего не делая, просто уставясь на очертания зданий на фоне неба. Чувствовала, что я очень далеко от дома. В полном отчаянии и одиночестве. Экспромтом снова позвонила Дону и, когда он ответил, пока не передумала, сказала:
– Эта вечеринка с напитками, о которой ты упоминал… ты это имел в виду?
– Да, – ответил он без колебаний. – Когда? Где?
– Не сейчас. Завтра?
– Прекрасно.
В его голосе прозвучало неподдельное удовольствие, и ощущение его теплоты оставалось со мной даже после того, как я уже попрощалась с ним. Немного солнца во мраке.
Должно быть, я задремала, потому что резко очнулась и увидела, что стало темнеть, толпы людей на улицах поредели, хотя около бара, находящегося дальше у дороги, и собралась кучка людей. Было уже около девяти, я оцепенела, была раздражена, меня мучила жажда. Повернула ключ зажигания, включила фары, переключила сцепление на задний ход, сняла тормоза, взглянула в зеркало заднего вида и замерла.
Если я смогла увидеть его в зеркало, мог ли он увидеть меня? Нет, безусловно, нет. В зеркале было отражение только полоски лица, два глаза. Выключила зажигание, фары и опустилась ниже на сиденье. Через несколько секунд он прошел мимо моего автофургона. Он был на расстоянии двух футов от меня. В темноте затаила дыхание. Он остановился у входной двери кафе «Крэбтриз», где молодая женщина переворачивала табличку с надписью «Открыто» на другую сторону, где было написано «Закрыто». Когда она увидела Брендана, засияла от радости, подняла руку, приветствуя его, а потом открыла ему дверь. Я немного выпрямилась на сиденье и наблюдала, как он обнял ее, она прильнула к нему, а он поцеловал ее в глаза, потом в губы.
Она была очень красивая, новая герлфренд Брендана. И очень молоденькая, не более двадцати одного или двух лет. Он вскружил ей голову. Я наблюдала, как она запустила свои руки ему в густые волосы и притянула его лицо снова к себе; я закрыла глаза и громко застонала. Что бы ни говорил Дон, что бы ни подсказывал мне здравый смысл, я не могла оставить это так, но не сейчас, когда я видела паутинку морщинок на ее переносице и ее сияющие глаза.
Женщина взяла свое пальто и закрыла дверь. Она помахала рукой, прощаясь с кем-то, кто еще оставался в кафе, затем они с Бренданом, держась за руки, пошли по дороге, по которой он пришел сюда, в обратном направлении. Я подождала, пока они почти скрылись из виду, затем вышла из автофургона и последовала за ними, молясь, чтобы он не обернулся и не увидел меня, тайком следующую за ними на расстоянии. Они остановились перед дверью между магазином по продаже велосипедов и бакалейно-гастрономическим магазином, работающим круглосуточно, разделились, пока девушка копалась в кармане, доставая ключ. Ее квартира, очевидно, подумала я. Это естественно. Брендан был кукушкой в гнездах других людей. Она открыла дверь, и они исчезли внутри.
Дверь закрылась, спустя несколько минут в окне на верхнем этаже загорелся свет. В течение какого-то мгновения я видела, как Брендан стоял у окна при включенном свете. Он закрыл занавески.
ГЛАВА 36
Нельзя сказать, что это было первое свидание ортодоксальных верующих, исследующих заброшенную церковь в Хекни, которую несколько лет назад превратили в центр продажи старых вещей. Но может быть, так было даже лучше: всегда чувствуешь себя неловко и смущаешься, когда лицом к лицу сидишь за столиком в баре, пьешь дешевое вино, задаешь вежливые вопросы, нащупывая почву. Вместо этого Дон был в одном конце церкви, где когда-то размещался алтарь, склоняясь над металлической ванной на прочных опорах, а я дальше, в боковом приделе, разглядывая каменные горгульи, фантастические фигуры в готической архитектуре. Вокруг никого не было, кроме человека, впустившего нас, который находился в боковой часовне. Все освещалось желтоватыми пропыленными лучами солнечного света, а когда мы разговаривали друг с другом, наши голоса разносило эхо.
– Почему я никогда раньше не бывал в этом месте? – спрашивал он меня, жестикулируя над каменными плитами, огромными деревянными застекленными шкафами, фарфоровыми раковинами, прислоненными к стенам, коробками, заполненными бронзовыми ручками и бронзовыми висячими замками.
– Потому что ты не строитель.
– Я хочу здесь все! Взгляни на эти садовые скамейки. Или эту купальню для птиц.
Я улыбнулась ему, ощущая внезапное головокружение от непривычного счастья, охватившего меня; трепеща от облегчения.
– У тебя нет сада, – сказала я.
– Правда. А у тебя есть сад?
– Нет.
– Ну ладно. Тогда скажи, что я должен купить здесь?
– Что ты думаешь относительно скамьи со спинкой?
– Скамьи со спинкой?
– Она прекрасно встанет в твоей комнате. Взгляни сюда.
Он прошел в придел и встал рядом со мной. Но не смотрел на старую деревянную скамью с изогнутыми подлокотниками. Он смотрел на меня. А я чувствовала, что краснею. Он положил руки мне на плечи.
– Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, что ты прекрасна?
– В церкви – никогда, – сказала я.
У меня перехватило горло.
Потом он поцеловал меня. Мы прислонились к дровяной печке, которая стоила 690 фунтов стерлингов, я пробралась руками под его куртку и рубашку и почувствовала своими ладонями его теплую кожу, изгиб его ребер. Потом мы сели на деревянную скамью, а когда я посмотрела на него, он улыбался мне.
После этого мы пили вино, сидели в саду бара в этот теплый вечер, держась за руки под столом, а затем ушли и вместе ели индийские кушанья. Я не говорила о Брендане ни разу за весь вечер. Меня тошнило от него, я устала, потому что он вползал в каждую мою мысль, присутствуя всегда, и даже тогда, когда он был очень далеко, тихо и бесстыдно нашептывая мне в голову. Поэтому я вытолкала его. Я не впустила Троя и Лауру тоже. Я позволила им вернуться только после того, как отвезла Дона и поехала домой. Хотя он, по существу, уже совсем перестал быть моим домом, он стал местом, где я жила, с табличкой «Продано» снаружи и атмосферой пренебрежения ко всему, которая заполняла комнаты.