Тайная жизнь великих композиторов
Шрифт:
СЛАБОЕ СЕРДЦЕ, КАМНИ В ПОЧКАХ, РАК ЛЕГКИХ — ВОТ ЛИШЬ КРАТКИЙ ПЕРЕЧЕНЬ НЕДУГОВ ШОСТАКОВИЧА. И НИЧЕГО ЕМУ НЕ ПОМОГАЛО — ДАЖЕ ЛЕНИНГРАДСКАЯ «КОЛДУНЬЯ», ЛЕЧИВШАЯ НАЛОЖЕНИЕМ РУК, ОКАЗАЛАСЬ БЕССИЛЬНА.
Годом позже опозоренный композитор получил странный приказ: ему велели представлять советскую музыку в Нью-Йорке на Всеамериканском конгрессе деятелей науки и культуры в защиту мира. Шостакович отнекивался до тех пор, пока ему не позвонил лично Сталин. Набравшись храбрости, Шостакович спросил, как он может представлять свою страну,
Путешествие в Нью-Йорк, однако, обернулось сущим кошмаром. Стоило Шостаковичу открыть рот, как его слова тиражировались прессой — на первых полосах, крупными буквами. Советские «опекуны» ходили за ним по пятам; под окнами его гостиничного номера топтались демонстранты, громко призывая композитора не возвращаться на родину; и в придачу американские участники конференции наперебой пытались вызвать его на откровенность. Когда композитору Мортону Гулду удалось каким-то образом застать Шостаковича одного, тот немедленно вышел из помещения, пробормотав: «Здесь жарко».
В 1953 году умер Сталин, и политическая атмосфера в Советском Союзе до некоторой степени разрядилась. Не прошло и нескольких месяцев с похорон вождя, как в концертных залах зазвучала музыка Шостаковича, давно написанная, но никогда прежде не исполнявшаяся. Однако от потрясений, пережитых в сталинские годы, Шостакович так и не оправился.
Нина Васильевна Шостакович стала известным физиком, она изучала космические лучи. В 1954 году, выехав в командировку в Армению, она внезапно заболела. У Нины Васильевны обнаружили рак толстой кишки, от которого она и умерла. Умная и рассудительная Нина была Шостаковичу надежной опорой; он глубоко переживал утрату и беспокоился о детях-подростках.
Друзья, знавшие о его преданности Нине, были весьма удивлены, когда в 1956 году Шостакович вдруг женился. Тридцатидвухлетняя Маргарита Кайнова была инструктором Центрального Комитета комсомола; в доме Шостаковича она навела порядок и уют, однако творчество мужа ее мало интересовало. Они развелись менее чем через три года. В 1962 году Шостакович женился в третий раз. С новой женой, Ириной Супинской, милой, интеллигентной женщиной двадцати семи лет, композитору повезло куда больше.
В 1960 году Шостакович вступил в Коммунистическую партию — это решение озадачило его друзей и коллег. Позднее жена композитора говорила, что Шостаковича шантажировали, а другой источник передает слова, услышанные от самого Дмитрия Дмитриевича: «Я боюсь их до смерти». И когда молодые коллеги композитора заговаривали о том, что пора бы расправить крылья и начать испытывать терпение властей, он отвечал им: «Не тратьте силы попусту. Вы здесь живете, в этой стране, и вы должны принимать все, как есть».
В конце 1950-х годов здоровье Шостаковича резко пошатнулось. Слабость в правой руке мешала играть на фортепиано, и он с трудом держал карандаш. Врачи поставили диагноз «полиомиелит», но теперь считается, что он страдал от бокового амиотрофического склероза. В его состоянии композитору было трудно передвигаться — он часто падал и в результате получил переломы обеих ног. В 1970-е годы казалось, что у него отказывает все. Шостаковича непрестанно мучили сердечные приступы, донимали камни в почках, и у него диагностировали рак легких. Шостакович обращался за помощью куда только мог, в том числе к ленинградской знахарке, лечившей наложением рук. Ничего не помогло. Он умер 9 августа 1975 года.
Оценка наследия Шостаковича с годами менялась. На Западе многие — и кое-кто на родине — не могли простить ему тесное сотрудничество с Советской властью, утверждая, что, поддавшись политическому давлению, Шостакович проиграл в творческом отношении; другие, напротив, искали в его музыке антисталинские мотивы, изображая композитора тайным диссидентом. Ни один из портретов
12 апреля 1961 года первый космонавт Юрий Гагарин пел в космосе песню Шостаковича: «Родина слышит, Родина знает, где в облаках ее сын пролетает…» Шостакович стал первым композитором, чье произведение было исполнено за пределами планеты Земля.
Мстислав Ростропович, признанный одним из лучших виолончелистов двадцатого столетия, рассказывал о Шостаковиче такую историю:
«Второго августа 1959 года Шостакович вручил мне рукопись Первого концерта для виолончели. Шестого августа я сыграл ему концерт по памяти — трижды. После первого раза он очень разволновался, и, понятно, мы выпили немножко водки. Во второй раз я играл не совсем идеально, и потом мы опять выпили водки, уже побольше. В третий раз, мне кажется, я играл концерт Сен-Санса, но он аккомпанировал мне по партитуре своего концерта. Мы были бесконечно счастливы» [66] .
66
Цит. по: Program Notes by Dr. Richard E. Rodda (http:// fresnophil.org/SHOSTA_Cello1.html).
СЭМЮЭЛ БАРБЕР
9 МАРТА 1910 — 23 ЯНВАРЯ 1981
АСТРОЛОГИЧЕСКИЙ ЗНАК: РЫБЫ
НАЦИОНАЛЬНОСТЬ: АМЕРИКАНЕЦ
МУЗЫКАЛЬНЫЙ СТИЛЬ: НЕОРОМАНТИЗМ
ЗНАКОВОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ: «АДАЖИО ДЛЯ СТРУННОГО ОРКЕСТРА»
ГДЕ ВЫ МОГЛИ СЛЫШАТЬ ЭТУ МУЗЫКУ: В ЭПИЗОДЕ НАГРАЖДЕННОГО ОСКАРОМ ФИЛЬМА «ВЗВОД» (1986), КОГДА СЕРЖАНТ ЭЛИАС ПАДАЕТ, СРАЖЕННЫЙ ПУЛЕЙ ВЬЕТКОНГОВЦА
МУДРЫЕ СЛОВА: «КАК УЖАСНО, ЧТО В НАШЕМ ОБЩЕСТВЕ ХУДОЖНИК УЖЕ НИЧЕМ НЕ ОТЛИЧАЕТСЯ ОТ ПОСЛЕОБЕДЕННОЙ ЖЕВАТЕЛЬНОЙ РЕЗИНКИ».
Наверное, нужно быть сильной личностью, чтобы двигаться против течения, а в Америке середины двадцатого века модернистская музыка обладала мощью стремнины. В консерваториях от Калифорнии до штата Мэн начинающие композиторы жадно вникали в новаторские приемы Шёнберга и Стравинского, отвергая прежнюю музыкальную традицию как замшелую, затертую и даже отжившую свой век.
Под таким откровенным давлением многие спасовали бы и начали бы писать тоновые ряды. Но только не Сэмюэл Барбер. Он не спорил и не возражал — он просто шел своим путем. Музыкальные критики морщились, консерватории гневались, но публика принимала Барбера на ура. Барбер сочинял музыку, понятную большинству. Неслыханный радикализм!
Барберы из городка Уэст-Честер в штате Пенсильвания были семьей обеспеченной и респектабельной. Отец, Сэмюэл Лерой Барбер, врач по профессии, входил в попечительский совет Первой пресвитерианской церкви. Страсть старшего сына Сэма к музыке вызывала у родителей недоумение, и они всячески уговаривали первенца заниматься тем, чем обычно занимаются все нормальные американские мальчики, — но еще в возрасте девяти лет Сэм твердо знал, чего он хочет. Он написал матери: «Дорогая мама, я пишу, чтобы сообщить тебе мою страшную тайну. Только не плачь, когда будешь это читать, потому что тут никто не виноват, ни ты, ни я. А теперь пора рассказать все, как есть. В общем, так, спортсмен из меня не получится, я не создан для спорта. Я создан для того, чтобы быть композитором, и я стану им, вот увидишь. Прошу тебя только об одном: не уговаривай меня забыть об этой неприятности и просто играть в футбол, пожалуйста! Иногда, когда я думаю обо всем этом, я начинаю ужасно беспокоиться и даже злюсь (но не очень сильно)».