Тайник
Шрифт:
Машина Фрэнка неизбежно вызвала бы подозрение у обитателей этих особняков, вздумай он отправиться на ней куда-либо еще, кроме кладбища, расположенного по иронии судьбы в самой живописной части района. Оно находилось на южном крае бывшего армейского плаца и занимало восточный склон. Вход на кладбище отмечал военный мемориал в виде гигантского гранитного креста с мечом посередине, повторявшим серую крестообразную форму, в которую он был помещен. Возможно, скульптор вовсе не добивался иронического эффекта. Скорее всего, так вышло случайно. Тем не менее ирония на этом кладбище процветала.
Фрэнк оставил машину на засыпанной гравием площадке у мемориала и перешел дорогу, направляясь к воротам кладбища. Оттуда были хорошо видны островки Герм и Джету, встававшие в тумане над неподвижными водами пролива. Оттуда же бетонный пандус с металлической оградой — чтобы никто случайно не упал с него в бурную погоду — плавно спускался к кладбищу, которое состояло из нескольких террас, высеченных в склоне холма. Под прямым углом к ним в сохранившуюся стену бухты Рокейн были врезаны бронзовые барельефы людей в профиль, быть может, жителей острова, солдат или жертв войны. Фрэнк не знал, кто они. Но надпись — «Жизнь есть и за могилой» — указывала на то, что это, скорее всего, лики усопших, нашедших на этом кладбище последний приют, а сама надпись была вставлена в дверь, которая открывала взору имена погребенных.
Он их не читал. Просто остановился, положил коробку с прахом отца на землю и открыл ее, чтобы извлечь пластиковый мешок.
По ступеням сошел на первую террасу. Здесь лежали храбрецы из местных, погибшие в Первую мировую. Их могилы под старыми вязами тянулись ровными рядами, отмеченными падубом и пиракантой. Фрэнк миновал их и продолжил свой путь вниз.
Он уже решил, в какой точке кладбища начнет свой одинокий обряд. Ряды одинаковых надгробий появились здесь значительно позже Первой мировой. На простых белых камнях были вырезаны кресты, сама форма которых яснее имен, выбитых под ними, говорила о том, кто здесь лежит.
К этим могилам и направлялся Фрэнк. Их было сто одиннадцать, и ровно столько раз ему предстояло опустить руку в пакет с пеплом и столько же раз просыпать прах отца над могилами немцев, которые пришли на остров Гернси как оккупанты и остались на нем навсегда.
Церемония началась. Сначала он чувствовал отвращение, когда его живая плоть касалась превращенных в пепел останков отца. А когда осколок кости в первый раз царапнул его ладонь, он вздрогнул и его затошнило. Но начатое надо было закончить, и он остановился, чтобы успокоиться. Провожая отца к тем, кого он сам выбрал себе в товарищи, Фрэнк вчитывался в имена, фамилии, даты рождения и смерти на каждом надгробии.
Он видел, что среди них было много мальчишек девятнадцати-двадцати лет, которые, должно быть, впервые уехали так далеко от дома. Интересно, как они чувствовали себя на крохотном Гернси после большой страны, в которой привыкли жить? Не казалась ли им здешняя служба ссылкой на другую планету? Или они, наоборот, радовались, что не попали в кровавую мясорубку передовой? Каково это: жить среди людей, обладая всей полнотой власти над ними, и в то же время чувствовать, что они презирают тебя?
Но презирали, конечно, не все. В этом и крылась главная трагедия того времени и места. Не все видели в оккупантах презренных врагов.
Словно автомат, Фрэнк переходил от могилы к могиле, спускаясь все ниже и ниже, пока не опустошил мешок. Закончив, он подошел к указателю внизу кладбища и постоял рядом с ним, глядя на покрытый могилами склон холма, по которому он спустился.
Он увидел, что на могилах немецких солдат не осталось и следа тех кучек праха, которые клал на них Фрэнк. Пепел осел на листьях плюща, вьюнка и падуба, местами скрывавших могилы, и превратился в обычную пыль, тонкую пленку, которую первый же порыв ветра подхватит и, превратив в невесомое облачко, унесет вдаль.
А ветер скоро налетит. С ним придет дождь. От дождя вздуются ручьи и побегут по склонам холмов в долины, а из них в океан. Часть праха, бывшего когда-то его отцом, утечет с ними. А часть останется здесь и станет землей, покрывающей мертвых. Землей, питающей живых.
Благодарности
Как обычно, я обязана многим людям, помогавшим мне создать эту книгу.
Из жителей милого острова Гернси я должна поблагодарить инспектора Тревора Коулмана, любезных сотрудников Бюро консультации населения, а также мистера Р. Л. Хьюма, директора Музея германской оккупации в Форесте.
В Великобритании я по-прежнему в долгу перед Сью Флетчер, моим редактором в издательстве «Ходдер и Стоутон», а также ее изумительно изобретательной помощницей Свати Гамбл. Моя благодарность распространяется и на Кейт Брэндис из посольства Соединенных Штатов.
Моя бессменная французская переводчица Мари-Клод Ферре любезно помогла мне написать ряд диалогов для этого романа, а Вероника Кройцаг из Германии снабдила меня правильными немецкими названиями артефактов Второй мировой войны.
Благодаря блистательной работе американского профессора Джонатана Петрополуса «Сделка Фауста» и его личному участию я разобралась в сути того, что нацисты называли «репатриацией искусства». Также в Соединенных Штатах доктор Том Рубен любезно снабжал меня необходимой медицинской информацией, Билл Халл помогал вникнуть в профессию архитектора, а мой коллега по перу Роберт Крайс не возражал против моего использования добытой им информации по отмыванию денег. Сьюзен Бернер я чрезвычайно признательна за готовность, с которой она прочла первые гранки этого романа, а моему мужу Тому Мак-Кейбу — за терпение и уважение к длительному процессу написания романа. И наконец, лишь благодаря постоянному присутствию, помощи и бодрости духа моей ассистентки Даниэллы Азулей я вообще смогла начать эту книгу.
В процессе написания этого романа мне особенно помогли следующие книги: упомянутая выше «Сделка Фауста» Джонатана Петрополуса, «Безмолвная война» Фрэнка Фола, «Жизнь с врагом» Роя Маклафлина, «Здания в городе и приходе Сент-Питер-Порта» С. И. Б. Бретта, «Гернсийский фольклор» Мари Де Гари, «Ландшафт Нормандских островов» Найджела Джи, «Утрехтские живописцы голландского золотого века» Кристофера Брауна, а также «Вермеер и живопись Делфта» Алекса Рюгера.
И наконец, несколько слов о святой Варваре. Знатокам истории искусств, разумеется, известно, что, хотя картины, фигурирующей в этом романе, не существует, рисунок, который я приписала Питеру де Хооху, все же есть. Правда, сделан он вовсе не Питером де Хоохом, а Яном Ван Айком. Единственная причина, по которой я столь вольно обошлась с авторством рисунка, заключается во времени, когда он был сделан и когда творил Ван Айк. Случись ему действительно нарисовать святую Варвару, он изобразил бы ее на дубовой доске, как было принято в тот период. Мне же для моих целей нужен был холст, вошедший в употребление гораздо позднее. Надеюсь, читатели простят мне такое самоуправство в вопросах искусства.
Вне всякого сомнения, в книге присутствуют ошибки. В том, что они вкрадись в роман, повинна лишь я, а никак не те прекрасные люди, которые мне помогали.
ELIZABETH GEORGE
A PLACE OF HIDING
2003