Тайное общество Ичкерия
Шрифт:
Эти факты получили широкую огласку в российских и иностранных средствах массовой информации. А сколько их набралось за весь чеченский кризис, в том числе и неполучивших широкой огласки? Считать — не пересчитать.
Война, развязанная разными супостатами, пройдясь по всей Чечне смертоносными волнами, перед своим завершением особо конвульсировала именно на том участке, который исторически назывался Ичкерией, подавая тем самым некий мистический знак апологетам смуты о возвращении всего и вся на круги своя.
Концентрированная деятельность людских масс, и особенно военные действия, не лишены признаков, свойственных таинственным мистериям, и имеют некие черты предопределенности, отражающиеся на судьбах индивидуумов, балансирующих на грани жизни
Военные действия, всегда сопровождаемые людской трагедией и уравнивающие на весах судьбы огромный мир отдельного человека и кусочек свинца, являются для таких персон лишь средством достижения своих целей. Эти властолюбцы, возомнившие себя вождями и оракулами, способны перстом падишаха отправить на гибель тысячи людей и предать огню целые города. В этом преуспели Дудаев и Ельцин, стоявшие у истоков тайного общества «Ичкерия». Первый из них изображал из себя фигуру, равную «царю Борису», и только в нем видел достойного партнера, а второй считал недостойным для себя снизойти до уровня «взбунтовавшегося князька». Эти чрезмерные амбиции, приобретшие патологические формы, наряду с другими факторами легли в основу чеченского кризиса, продуктом которого стала ичкерийская система, настоенная на дрожжах исторических и этнопсихологических факторов, присутствующих в регионе.
Конечно, данными обстоятельствами не исчерпывается вся канва предпосылок, породивших ичкерийский социальный феномен, но они послужили удобрением «для почвы, засеянной зубами дракона», оказавшимися семенами для взращивания чудищ, с которыми вот уже несколько лет бьется армия огромного государства.
Россия в Чечне столкнулась не просто с сепаратистами и бандформированиями, а с особенной ичкерийской системой, организованной «по проектам» тайных обществ, жизнеспособность которых мы постарались продемонстрировать на исторических примерах.
Идейное содержание Ичкерийской смуты
Идея создания независимого чеченского государства, которая официально декларировалась дудаевцами с начала девяностых годов, в процессе практического воплощения выхолостилась настолько, что стала фиговым листком, которым прикрывались функционеры ТОЙ, «приватизировавшие» отдельные районы, населенные пункты и территории, где они стали владетельными князьками.
У полевых командиров и иных лидеров, выпестованных и воспитанных на основе тейповой психологии, родовая ограниченность и лично-корыстный менталитет не могли в одночасье замениться широким государственным мышлением и общенациональным кругозором.
Поэтому главарям различных формирований сподручнее оказалось участвовать в синархическом управлении тайным обществом, чем признавать свое подчиненное положение и выполнять функции «винтиков» в государственном механизме.
Констатированное Дудаевым еще на заре «чеченской революции» положение о том, что чуть ли не каждый участник этого процесса склонен считать себя большим начальником, обернулось для создателей «чеченского государства» злой шуткой: оказалось, что в ичкерийской компании стольким тамадам делать нечего. Выход нашелся вполне естественный: маленькую Чечню поделили на сферы влияния полевых командиров сообразно количеству подчиненных им штыков и толщине принадлежащих кошельков. Так образовались маленькие удельные ханства, во главе которых стали «генералы» Басаев, Радуев, Хаттаб, Исрапилов, Атгериев, Хайхароев, Ахмадов, Бараев и прочие субъекты из этого же ряда. Их деятельность способствовала тому, что первоначальный пропагандистский лозунг о независимости Чечни оказался дискредитированным, и многие сообразили, что их просто обманули, используя стремление народа к независимости и разглагольствуя «о государственности чеченцев», в то время как сами инициаторы этой идеи занимались преимущественно накоплением богатств, наживаемых вовсе
Когда репутация «самостийности» оказалась подмоченной благодаря непотребным действиям ее же показных апологетов, то на первый план выдвинули сомнительное ваххабитское учение в местной интерпретации. Поскольку об этой религиозной сектантской теории уже говорилось, добавим лишь, что чеченские и дагестанские ваххабиты по отношению к себе это название не применяют, пользуясь более нейтральными наименованиями «исламское общество» или «салафиюны».
Последний теологический термин происходит от арабского слова «салаф», эквивалентного понятию «предки». Он использовался рядом религиозных деятелей, которые в различные периоды истории ислама выступали с призывами ориентироваться на образ жизни и веру ранней мусульманской общины «эпохи праведных предков». Салафиюнов иначе называют еще традиционалистами, а поскольку ваххабиты объявили открытую войну традиционному исламу, то манипулированием терминов они, видимо, пытаются на словах отмежеваться от террористической апологетики, проповедуемой последователями Абд эль-Ваххаба.
С другой стороны, пространственная ограниченность лозунга о независимости не поощряла ичкерийских экстремистов совершать экспансионистские вылазки с целью «освобождения от ига неверных» другие мусульманские народы.
В этом кроется еще одна причина того, почему ичкерийцы, рисуясь приверженцами тарикатизма, довольно быстро сползли на идейную платформу оголтелого ваххабизма, позволяющего им обосновать насилие и агрессию.
В теоретическом арсенале политиканствующих бандитов нашли место и образы героизированных народной молвой абреков, не отягощенных общественным осуждением. До сих пор среди чеченцев особой популярностью пользуется упоминавшиеся Зелимхан Харачоевский и Хасуха Магомадов.
Первый убивал, грабил и боролся с властями сто лет назад, а второй делал то же самое уже в советское время. В психологии рядового обывателя чисто уголовные составляющие деяний этих «борцов» затмеваются их «героическими» делами и сопротивлением далеко не справедливым представителям официальных властей.
То обстоятельство, что с целью своего выживания любой бандит в любое время в любой стране вынужден бороться с существующим режимом, при оценке деятельности незаурядных уголовников, как правило, в расчет не принимается. Героизации бандитов в общественном сознании в огромной степени способствовали многие средства массовой информации Чечено-Ингушетии, которые еще на заре гласности возносили до небес преступные свершения сомнительных «народных мстителей».
Особенно в этом плане отличалась газета «Эхо Чечни», которую издавал бывший «милицейский» журналист Олег Джургаев, по случаю срочно переименовавшийся в Лом-Али.
В этой газетенке, да и не только в ней, абрек Зелимхан воздвигался на пьедестал национального символа чеченского народа, а именитые бандиты советского периода Хасуха, Хамад Газиев, Ахмед Амриев и другие назывались не иначе, как бесстрашными рыцарями, достойными подражания для подрастающих поколений.
Спустя всего несколько лет мы уже можем засвидетельствовать, что подобная уродливая пропаганда негативных примеров не проходит бесследно. Место названных персон в сознании части чеченской молодежи заняли Басаев, Радуев, Гелаев и прочие не менее одиозные личности, которые еще долго будут будоражить воображение неокрепших искателей приключений.
Надо отметить, что благородные образы вольных борцов с несправедливостью со стороны власть предержащих запечатлены в сознании поколений разных народов. У многих северокавказских этносов носителями этих образов чаще всего являются абреки, которые при оценке их деяний с правовой точки зрения оказываются заурядными разбойниками.
У аварцев героизирован Хочба, который грабил ханскую семью, лояльную русскому царю, у чеченцев — тот же Зелимхан, занимавшийся подобным же ремеслом у себя на родине. И таких, с позволения сказать, «положительных героев» в истории народов Северного Кавказа на пальцах не пересчитать.