ТАЙНОЕ ОБЩЕСТВО ЛЮБИТЕЛЕЙ ПЛОХОЙ ПОГОДЫ (роман, повести и рассказы)
Шрифт:
И все-таки давайте прогуляемся и посмотрим, кто первым не выдержит и вернется в мансарду.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Та же мансарда под черепичной крышей, залитое матовым серебром полукруглое окно, за которым виднеется кирха и ратуша, рояль, трехногий мольберт и письменный стол с медными ручками выдвижных ящиков. На пюпитре рояля раскрытые ноты, на мольберте – большой портрет Шуберта, на столе – свеча, чернильница, гусиное перо и свернувшаяся в трубочку рукопись.
Первым в мансарду возвращается
В дверях появляются Эрнст и Теодор. Прикладывая палец к губам и стараясь не скрипнуть рассохшимися половицами, они слушают его игру.
СЦЕНА ПЕРВАЯ
ПРИДВОРНЫЙ ОРГАНИСТ РУЖИЧКА ИГРАЕТ «ЛЕСНОГО ЦАРЯ»
АВТОР. Я так и думал, дорогой Теодор, что наш Амадей первым не выдержит и вернется в мансарду, ведь ему очень хотелось сыграть «Серенаду», которая ему особенно удается. Шуберт так же, как и великие Моцарт и Бетховен, жил в Вене, поэтому… о, вы в ужасе схватились за голову оттого, что вам придется выслушать еще одну страничку из моей рукописи! Но я прощаю вас, шутники и насмешники! Зная, как вы добры ко мне, я все же рискну злоупотребить вашим терпением и почитать вам немного.
( Открывает рукопись.) «Друзья Шуберта по Лихтенталю – его однокашник Шпаун, поэт Майрхофер и старый придворный органист Ружичка, - осенним вечером 1818 года собрались дома у Шнаупа. В Вене и ее предместьях (а Лихтенталь, где родился Шуберт, – одно из предместий австрийской столицы) любят, умеют ценить и смаковать хороший кофе. Для того чтобы угостить друзей, домовитый Шпаун намолол в ручной мельнице отборных кофейных зерен разных сортов, зажег спиртовку и заварил кофе по своему рецепту, добавив в него немного корицы и кардамона, – ах, какой аромат!
Друзья выпили по чашечке и откинулись в креслах, мечтательно забросив руки за голову и вытянув перед собой на ковре уставшие за день ноги, а затем Шпаун торжественно достал письмо, полученное накануне из Венгрии. Собственно, ради письма они и собрались, ведь письмо было от Шуберта, столь нежно, по-немецки пылко и сентиментально любимого ими всеми. Летом Шуберт получил место учителя музыки у графа Эстергази и вместе со всем семейством отправился в их венгерское имение – замок Желиз.
Ах, как ждали они от него вестей, но их все не было. И вот наконец учтивый почтальон в очках, спущенных на кончик носа, вручил Шпауну запечатанный сургучом конверт с заграничным штемпелем. Шуберт писал: «Разве я могу позабыть о вас, ведь вы для меня – все! Шпаун, Шобер, Майрхофер, Зенн, как вы живете, здоровы ли? Я чувствую себя превосходно, живу и сочиняю музыку как бог, словно так и должно быть. «Одиночество» Майрхофера уже готово. Я считаю, что это лучшее мое произведение, и именно потому, что здесь я свободен от каких бы то ни было забот. Надеюсь, что все вы здоровы и веселы, как я. Наконец-то я чувствую, что живу; слава богу, пора уже, иначе я погиб бы как музыкант».
Прочитав письмо несколько раз вслух, друзья разволновались, расчувствовались, в глазах у них защипало, они разом достали платки. И как-то так получилось, что, смахнув слезу, один из них напел, другой подхватил, и они стали вспоминать
Еще бы! Средневековой жутью веет от этой баллады: через ночной лес скачет всадник с ребенком на руках. Больному, охваченному жаром ребенку является лесной царь, манит, чарует, околдовывает, зазывает к себе, сулит неземное блаженство...
( Читает «Лесного царя».)
«Дитя, что ко мне ты так робко прильнул?» «Родимый, лесной царь в глаза мне сверкнул: Он в темной короне, с густой бородой». «О нет, то белеет туман над водой»…У Шуберта в начале мы тоже слышим конский топот, в середине – чарующие речи лесного царя, кончается же баллада жалобным речитативом и трагическим возгласом: «В руках его мертвый ребенок лежал»... ( Музыкант играет «Лесного царя» Шуберта-Листа.)
Колдовская, колдовская сегодня ночь, друзья! Когда вы играли, маэстро, мне тоже показалось, будто в глаза мне сверкнул лесной царь. Нешуточное это дело – романтизм! Ох, нешуточное, страшное, гибельное... Часто, сидя в кресле филармонического общества, я внутренне корчусь от смеха, когда перед концертом какая-нибудь ученая дама с завитыми буклями, кружевным жабо и умильно сложенными на груди пухлыми ручками лепечет откровенный вздор о Шуберте, кропя розовой водичкой сумрачное чело гения.
На месте нашего герцога я бы это запретил. Мужское это дело, господа, – говорить о музыке! С романтизмом, с музыкой вольничать и шутить нельзя! Подобные шутки могут иметь непредсказуемые последствия, вызвать зимнюю молнию, снег в начале июня, необычного свечения радугу и прочие аномальные явления природы, а то и привести к революции, о чем предупреждал еще китайский мудрец Конфуций, придававший музыке не просто большое и важное - государственное значение.
И раз уж такая выдалась ночь, я вызываю дух Шумана: явись!..
СЦЕНА ВТОРАЯ
ДЕВОЧКА, ЛЮБИВШАЯ ВИШНИ (ТЕМА)
13 августа 1837 года, Лейпциг. Имя Клары Вик на афише концерта отпечатано большими типографскими буквами, – словно для контраста с ее маленьким ростом, хрупким сложением и еще совсем юным возрастом. Кассир продает последние билеты, дамы поправляют прически у зеркала, а их затянутые в мундиры и фраки, благоухающие одеколоном мужья с нафабренными усами сдают в гардероб шляпы, зонты и высокие боты. Публика чинно рассаживается, и зал постепенно заполняется.