ТАЙНОЕ ОБЩЕСТВО ЛЮБИТЕЛЕЙ ПЛОХОЙ ПОГОДЫ (роман, повести и рассказы)
Шрифт:
Но получалось, что быть должником самого себя и есть самое страшное. С другими можно расплатиться – пусть даже с опозданием, через годы, с собой же – не расплатишься, упущенное не воротишь. Долги просрочены, и вернуть их – обольщение, сон, обманчивая иллюзия. Караванам в пустыне грезятся тенистые кущи, пальмы, шатры и арыки с журчащей прохладной водой, но стоит вожделенно простереть руки, – и они встречают пустоту миража...
В детстве ему хотелось дружить с братьями Майофисами, жившими в соседнем дворе, носившими клетчатые кепки козырьком назад, умевшими свистеть в два пальца и через запасной выход бесплатно проникать в
Олег любил кормить рыбок в аквариуме и подолгу разглядывать, как они, разевая рты, глотают маленьких красных червячков, и вот будущий отец Валерий как бы занял у своего желания дружить с Майофисами чуть-чуть интереса к кормлению рыбок, чтобы дружба с Олегом не выглядела слишком безотрадной и унылой. Этот долг представлялся совершенно безобидным, и он надеялся вскоре вернуть его себе, выбирая друзей по своим склонностям и влечениям. Но это так и не удалось. Майофисы вскоре переехали, и в их квартире сначала поселился татарин с детьми, точивший ножи и лудивший кастрюли, а затем пьяница боцман, который топил углем печи в котельной их дома, вечерами напивался до чертиков и кричал: «Полундра!»
Точно так же и в школе… Он был влюблен в Таню Дубинину, высокую, с пышными золотистыми волосами, схваченными алой лентой, плавным шагом и каким-то дивным запахом, распространявшимся от ее запорошенной снегом шубки, которую она вешала - стеганой подкладкой наружу - на крючок в раздевалке, пушистого шарфика и торчавших из кармана кожаных перчаток. Да, влюблен затаенно, страстно, до сумасшествия, но при этом она казалась ему такой необыкновенно красивой и недоступной, что он из страха быть отвергнутым выбрал ее подругу – Аню Лужину, черненькую, с острым носиком и худыми лопатками.
А чтобы было не скучно приглашать ее на свидания, воображал, что это Таня, и расспрашивал только о Тане. Расспрашивал с такой настойчивостью, что Аня в конце концов не выдержала и однажды, расплакавшись, убежала от него в расстегнутом нараспашку пальто и шапкой в руке.
В университете ему хотелось писать диплом о Державине, любимом поэте, но отца Валерия настойчиво отговаривали, ссылаясь на то, что его изучением занимался один из старых профессоров, перед своим уходом повздоривший с начальством (обозвал всех балаганными шутами, лицедеями и хлопнул дверью), поэтому тема для деканата не слишком желательна – не лучше ли написать о Хераскове?! Время поторапливало, нужно было подавать на кафедру диплом, и он как бы взял – совсем чуточку – от своего увлечения Державиным, чтобы сдвинуться с мертвой точки и навалять что-нибудь о Хераскове. Благодаря этой ловкой подмене новая тема стала ему даже нравиться, многое из Хераскова он до сих пор помнит наизусть: намертво въелось в память, а вот «Я червь – я Бог» забыл напрочь и к Державину больше не возвращался.
Когда случилось несчастье с дочерью Левушки, отец Валерий сопереживал, сочувствовал и сострадал ему всей душой, и это как бы давало ему право чуть-чуть занять у своей искренности, позаимствовать у нее корысти ради, чтобы затем (выплатив долг) снова доказать свою преданность, честность и бескорыстие. Отец Валерий убеждал себя, что это произойдет скоро, очень скоро, но срок оттягивался, и проклятые купюры жгли сквозь
Последний раз заняли у Одинцовых перед летней поездкой. Раз уж Агафоновы отказались от дачи и больше не снимали свою половину, иначе разговоры о лете вызывали у Левушки с женой печальные воспоминания, отец Валерий с женой решили провести отпуск на пароходе. Взяли билеты до Астрахани, дорогие, первого класса. Пришлось, естественно, занимать. Матушка Полина убеждала мужа, что нет ничего зазорного и предосудительного в том, если они попросят Одинцовых о лишней тысяче, но отец Валерий снова впал в сомнения, помрачнел, нахмурился, насупился.
И тогда жена придумала выход.
Последнее время Левушка Одинцов, охладевший к чтению и сочинительству (книги это тебе не курсовые!), страстно привязался к их дочери. Он водил ее в цирк, угощал в буфете ломкими, крошащимися пирожными, дорогими конфетами, шоколадом в хрустящей обертке и сладкой шипучей водой, сам показывал фокусы и подражал клоунам, забрасывал подарками, – украшениями и нарядами. Поэтому перед очередным его посещением матушка Полина позвала дочь, поставила перед собой и взяла за руку, глядя в глаза с пристальным вниманием человека, собирающегося внушить ей важную мысль.
– Дуняша, когда дядя Лева спросит, куда ты поедешь летом, что ты ему ответишь?
– Что мы поплывем на пароходе.
– Куда? – уточнила матушка, добиваясь от дочери повторения даже того, что она знала без запинки.
– До Астрахани.
– Умница, но при этом ты должна добавить, что тебе этого очень-очень хочется. На пароходе, поняла?
– Поняла...
– Девочка перевела взгляд с матери на отца, словно спрашивая, не собирается ли и он по примеру матери убедиться в ее понимании.
– Тогда у твоей матери будет повод тяжело вздохнуть, пожаловаться, посетовать, какие мы бедные, и дядя Лева снова выложит деньги, – вмешался отец Валерий, протирая очки, чтобы скрыть свое неудовольствие и раздражение. – Ах, какая деликатность!
– Помолчи, отец. Не сбивай дочь с толку, – нахмурилась жена и снова обратилась к дочери: – Дуняша, повтори, что ты скажешь.
– Скажу, что я очень-очень хочу на пароходе, – словно отвечая скучный урок, старательно выговаривала девочка.
– До Астрахани, – вновь уточнила матушка.
11
Солнце пекло, на пристани было жарко, по трапу наседала толпа с чемоданами, и распорядитель что-то кричал в мегафон, перегнувшись через борт. Царившие всюду хаос и неразбериха сначала озадачили, затем обескуражили и смутили, а затем вовсе вывели из себя: отец Валерий не выдержал (нечистый попутал!) и сорвался. К тому же он был без рясы и креста на груди, а они обычно и заставляли его держаться чинно и благопристойно, соответственно тому почтению, которое он вызывал у других.
Поэтому нервы его и сдали: на пароходе устраивались со скандалом. Да и как было не сорваться, если их каюта оказалась занята неизвестно кем, какими-то темными личностями, якобы знакомыми капитана. Сначала им предложили другую каюту, дверь в дверь с туалетом. После этого – снова кукиш, насмешка судьбы! – не нашлось места в столовой первого класса, их сунули на нижнюю палубу, во второй. И отцу Валерию вновь пришлось объясняться с распорядителем, чья повязка доводила его до дрожи, до холодного бешенства.