Тайное правительство. Орден
Шрифт:
– Как называется эта книга? Кто её написал?
– Дени Дидро. Роман «Монахиня».
– Она у тебя с собой?
– Нет. Она в сундуке, который мы оставили на постоялом дворе.
– Кто дал тебе её, дитя моё?
– Я не знаю этого человека. Я видела его всего один раз. Он появился и исчез внезапно. Странный молодой человек с нежным женственным лицом и чёрными пронзительными глазами.
– Почему же ты усомнилась в церкви? – в голосе священника не было строгости, он просто спрашивал.
– Потому что над Сюзанной издевались именем церкви.
– А почему ты усомнилась в боге?
– Я усомнилась в справедливости бога.
– У дьявола, дитя моё, есть много путей ведущих к искушению человека. Но главный путь – это слово. Бог борется за сердца человеческие словом, и дьявол тоже. Не следует молодой девушке читать что-то помимо писания.
– Но ведь «Монахиню» писал не дьявол, а человек.
– «Библию», дитя мое, тоже писали люди. Но слова, изложенные в книгах – суть влияние либо духа святого, либо духа сатанинского.
– Вы хотите сказать, что всё, о чём написано в той книге, которую я прочитала – неправда? Но…., – Мария Луиза запнулась. – Откровения Сюзанны…..
– Мужчина писал от имени девушки? – в голосе послышалась усмешка. Неужели этот священник тоже читал роман Дени Дидро? Ведь Мария Луиза не говорила о том, что «Монахиня» написана от имени девушки, – Разве это уже не ложь? Ведь ты, дитя моё, читала откровение не существующего человека. Человека, придуманного этим Дени Дидро.
– Но всё было описано так достоверно.
– Писатели, дитя моё, обладают даром, ниспосланным им либо небом, либо преисподней. Они служат либо богу, либо дьяволу. В устах одарённого дьяволом, даже ложь звучит, как истина. Не надо обольщаться подобными историями. Они способны только смутить. Ты правильно сделала, когда решила рассказать мне о своих сомнениях. И мне нравится твоя откровенность, – в голосе священника опять послышалась усмешка.
– На исповеди все откровенны, – растерянно сказала Мария Луиза.
– О нет, дитя моё, не все. Часто люди выдают за правду то, что придумали себе и во что поверили. Вера великая сила. Поэтому тебе не стоит терять веру в церковь и бога.
– Но что, же тогда мне делать?
– Жить, исполняя заповеди божьи. И не брать у незнакомых людей книги. А если попадет тебе что-то сомнительное, то ты всегда можешь прийти в церковь и показать то, что собираешься прочесть. Наша миссия в том и заключается, чтобы направлять людей на правильный путь.
– Но, святой отец, мне страшно! Я остаюсь одна среди совершенно незнакомых мне людей. Я выполняю повеление моей матушки и….
– Ты правильно делаешь, что слушаешь свою матушку. И тебе не стоит бояться. Верь, дитя моё, и вера поддержит тебя. Через какое-то время ты познакомишься с незнакомыми тебе людьми, и всё будет хорошо. А если у тебя возникнут вопросы, ты всегда сможет прийти в этот собор и поделится с любым священником, который по служению своему окажется в исповедальне. Ты светлая девочка, искренняя и думаю, у тебя всё будет хорошо.
– Мои сомнения являются грехом?
– К сожалению, да, – баритон священника звучал теперь печально и совершенно глухо. – Сомнения являются самым страшным грехом. Но ты призналась на исповеди. Раскаиваешься ли ты в своих мыслях? В своём неверии в благость божью?
– Раскаиваюсь, –
– Отпускаю тебе грех этот, дитя моё……
5
Из дневниковый записей Марии Луизы
« Голос из Нотр Дам де Пари вернул мне покой. Не знаю, был ли человек, написавший «Монахиню» одержим злым духом. Но исповедовавший меня священник был так добр и не осудил меня. Внезапно ко мне вернулось детское восприятие бога. Это произошло так давно. Я помню красивую книгу о святых и чудесах, строгие лица бородатых мужчин на картинках. И руки моей мамы, держащие книгу. Я вдруг вспомнила, что моя мама когда-то была другой. Нежной. Она прижимала меня к себе и тихим голосом читала. В её повествовании Ной переводил людей по дну морскому, Илия возносился на небо. А там высоко, высоко почти у самого солнца мне представлялся сияющий седовласый бог.
Я опять поверила в то, что мир может быть прекрасен. Я вдруг устыдилась того, что злилась на маму. Ведь она, бедная, после смерти отца, действительно, оказалась одинокой, заточённой в мрачные стены Санси. Моя мама не хотела той же участи для меня. И сама Жозефина де Сансильмонт надеялась когда-нибудь увидеть высший свет. Разве имею я право осуждать маму за её мечты? Да, после смерти отца в ней что-то изменилось. Она стала отстранённой, замкнутой, холодной. Но, в конце концов, мама сделала для меня всё, что могла при её скудном финансовом положении. Нашла мне вполне образованную гувернантку мадам Жозани. Смогла собрать небольшую сумму, которая позволит мне некоторое время оплачивать в Версале услуги горничной. Даже сумела завести по переписке дружбу с некой госпожой в Версале, которая, обещала помочь мне, устроиться во дворце. Наверное, мне нужно надеяться на лучшее.
Когда мы с мадам Жозани вышли из Нотр Дам де Пари уже стемнело. Нас окружали люди – силуэты, люди – тени. На меня вдруг навалилось ощущение сна и перемещения. Так бывает, когда ты летишь или падаешь во сне. Даже воздух стал каким-то другим. Будто чьё-то ледяное дыхание, пробирающее до костей, но такое волнующее. Я смотрела на утонувший в черноте город. Ничего не видно. Только площадь возле собора освещают огни факелов и костров. Я спустилась по ступеням вниз и оглянулась на собор. Казалось, каменный колос, разделённый на три части фасадом и двумя недостроенными башнями сейчас рухнет и раздавит тебя. Короли покинут аркаду, ангелы унесут деву Марию на небеса, а демоны и чудовищные птицы заберут меня в ад, потому, что я грешница. На площади перед собором пылали костры, десятки костров, люди ходили туда-сюда с зажжёнными факелами. Что здесь происходит или собирается произойти?»
***
Возле паперти Нотр Дам де Пари, между двумя высоченными палками, юноша и мрачный старик натягивали синюю ткань с нарисованными на ней жёлтыми звездами.
– Мадам Жозани, что здесь происходит? – спросила Мария Луиза
– Комедия Дель Арте, – мадам презрительно поморщилась.
– Что, что, простите?
– Комедия масок! Балаганный театр!
– Здесь будут показывать спектакль?
Никогда прежде Мария Луиза не видела театра. Мама, когда бывала в хорошем расположении духа, рассказывала о спектаклях, которые смотрела много лет назад в Версале. Мадам Жозани называла театральные постановки бесстыжим переодеванием и кривлянием.