Тайное учение даосских воинов
Шрифт:
Ли научил меня одинаково относиться к прекрасному и безобразному, поскольку и то и другое – проявления жизни, и разница между прекрасным и безобразным существует только в нашем сознании; одинаково воспринимать победы и поражения – ведь победа по своей сути нередко оказывается поражением и, наоборот, поражение может обернуться победой.
Я до сих пор точно не знаю, почему Ли выбрал именно меня своим учеником. Он впоследствии давал мне разные объяснения этого решения, но, как я понимаю, каждое из этих объяснений предназначалось для того уровня сознания, которое у меня было в данный момент.
Нашу первую «случайную» встречу Ли подготовил заранее и провел ее с величайшим актерским мастерством и юмором, наслаждаясь моей неконтролируемой эмоциональной реакцией на его внешний вид и асоциально-эксцентричное поведение. Он играл роль чрезвычайно неопрятного и некультурного человека, и я чувствовал сильную неловкость оттого, что кто-нибудь из знакомых может увидеть меня в его обществе. В то же время Ли сумел настолько заинтересовать меня рассказом о боевом искусстве, которому его обучали, что я готов был вытерпеть все неудобства, чтобы увидеть это.
Когда, наконец, я научился воспринимать Учителя таким, каким он был, без внутреннего сопротивления – со всей его неопрятностью, шутовством, ужасным акцентом, эксцентричными и шокирующими поступками, – и думал, что уже ничему не удивлюсь, Ли в корне перевернул все мое представление о нем.
Однажды, через несколько месяцев после нашего знакомства, Ли снова пригласил меня пообедать в ту же пельменную, где мы ели в день нашей первой встречи. Но на этот раз вместо грязного некультурного азиата, поедающего суп без ложки и выплевывающего пенки от кофе на стол и на пол, я увидел человека, которого, если бы не его восточная внешность, по одежде и манере держаться мог бы принять за дипломата или английского лорда.
Одежды такого качества и уровня элегантности мне никогда раньше встречать не приходилось. Все, начиная от туфель и кончая пальто классического стиля с воротником из соболя, было импортного производства и явно стоило очень дорого. Когда Ли снял пальто, мне бросились в глаза булавка для галстука с крупным бриллиантом и золотые с бриллиантами запонки. Вид Ли абсолютно не подходил к обстановке грязноватой пельменной, но он, не обращая на это никакого внимания, заказал пельмени и принялся их есть так, как будто находился на приеме во дворце. Единственное, что осталось в нем прежним, – это насмешливые искорки, мелькавшие в его глазах, когда он видел мое состояние, и его неизменный акцент. Проделывая со мной массу трюков, подобных этому, Ли учил меня не реагировать на форму событий и явлений, стараясь каждый раз постигать их суть.
В течение довольно длительного периода, пока Учитель испытывал меня, решая, подхожу ли я для того, чтобы обучать меня боевому искусству Шоу-Дао (до этого момента Ли утверждал, что умеет драться только в воздухе, а не на земле, и обучал меня технике прыжков), он не открывал мне своего имени, заставляя каждый раз называть его по-иному: Грозовая туча, Александр, Юрий и т. д.
Когда период проверки закончился, и Ли начал всерьез обучать меня рукопашному бою, он сказал, что его зовут Ли Намсараев и сообщил кое-какие сведения о себе. Мать его была кореянкой, отец – бурятом. Его родители развелись, когда он был маленьким ребенком, и мать увезла его в Корею, где он и научился искусству Шоу-Дао. По словам Учителя, мой отец когда-то на лесосплаве спас жизнь его отцу.
– Долги отцов платит сын сыну, – объяснил Ли. – Я приехал сюда для того, чтобы заплатить долг отца и передать тебе свое знание.
В самом конце обучения Ли намекнул мне, что дело обстояло совсем не так, что в действительности он не является Намсараевым, а историю эту рассказал мне лишь для того, чтобы мой европейский ум не заставлял язык задавать себе и ему слишком много ненужных вопросов.
Следующим решающим этапом моего обучения стал момент, когда Ли заговорил со мной без всякого акцента, на чистейшем русском языке. Это означало окончание первой фазы ученичества, когда моя психика была уже достаточно перестроена для восприятия Шоу-Дао, и я поднялся до определенного уровня в боевых искусствах Спокойных.
Заговорив по-русски без акцента, Ли сказал мне:
– Этот момент означает, что ты достиг уровня, когда я могу разговаривать с тобой как с равным. Наконец-то, мой маленький брат, ты стал большим братом.
Со временем я узнал, что Ли свободно владел не только русским языком, но и всеми основными европейскими языками, а также японским, китайским и санскритом. У него была абсолютная фотографическая память, и он мог воспроизводить дословно по несколько страниц текста, едва взглянув на них. Учитель объяснил мне, что это не врожденная способность, и что он ее развивал с детства с помощью специальных методик.
Поскольку в этой книге я не смогу полностью привести беседы с Учителем об истории клана Шоу-Дао, его легендах и традициях, я лишь вкратце изложу некоторые сведения, которые помогут создать общее представление о том, в каких условиях формировалось учение Спокойных.
Обычно Ли рассказывал мне предания и легенды Шоу-Дао, используя эти рассказы в качестве элемента упражнений по расширению сознания. Я слушал его, занимаясь растяжкой, тренируя управление эмоциями или сохраняя контроль над болью. Информация была спорадической, без указания каких-нибудь дат или важных исторических событий. Поэтому то, что будет изложено ниже, не претендует на историческую достоверность. Я просто перескажу некоторые факты из истории клана, которые я узнал от Учителя.
Шоу-Дао в переводе означает «Путь Спокойствия». Иногда последователи Шоу-Дао называли свою школу «Путь бессмертия», а себя – Спокойными, Бессмертными или Воинами Жизни. Шоу-Дао относится к клановым школам Китая, и на Западе это учение практически неизвестно. Мне посчастливилось стать первым европейцем, посвященным в секреты Спокойных, и, насколько я знаю, я и впоследствии мой напарник Слава Скворцов были единственными европейцами, удостоенными этой чести.
В различные исторические периоды, когда клан Шоу-Дао не подвергался гонениям со стороны окружающего его общества, его последователи развивали более активную, чем обычно, деятельность в поисках приверженцев учения. Помимо благополучия клана как такового, Спокойных беспокоило и благополучие людей вообще.
Жителей Земли они называли Большим народом, нации, национальности и этнические группы – малыми народами. Они говорили: «Когда Большой народ станет большой семьей, не тогда ли дети и отцы будут счастливы?»
Шоу-крестьянин шел к крестьянам, шоу-воин шел к воинам, шоу-феодал общался с феодалами. Перед лицом семьи (клана) шоу-феодал был равен шоу-крестьянину, учитывались лишь заслуги и возраст. Но шоу-крестьянин в те времена не мог посеять семена знания среди знати, за исключением редких случаев, а шоу-феодал долго бы искал понимания в среде крестьян.