Тайну хранит звезда
Шрифт:
А он чуть не взорвался: ну вот, уже и Иванович! Сейчас встанет и укажет ему на дверь. Хотя он минут пять назад и сам было засобирался, сейчас бы снова еще посидел.
– Знаю, что такое для вас презумпция невиновности. Был бы человек, а дело ему найдется. – Она грустно улыбнулась. – Это один мой ученик так шутит на ваш счет. Не на ваш конкретно, а…
– Понял, – хмуро глянул на нее Володин, не слушая кошек, принявшихся за его душу. – Только еще раз хочу вас предупредить: не стоит ничего бояться. Вопросы вам будут задаваться скорее для того, чтобы составить психологический
– Дрянью она была, Илья Иванович, – вдруг неожиданно откровенно вмешалась она в его речь с тяжелым вздохом. – Непорядочной, избалованной бедным отцом дрянью. Но это я только вам. Там, – она ткнула неопределенно пальцем в сторону окна, подразумевая, видимо, улицу, – там я так не скажу. Но Нину надо было драть ремнем еще в раннем младенчестве. Эгоистична, безответственна, нахальна и цинична, но… Но я снова повторюсь, в ее самоубийство я не верю.
– Я тоже, – скрипучим голосом поддакнул Володин. – Но мне этого никто не позволит.
– Чего? Не верить в ее самоубийство не позволят?!
Она опешила от такого откровения и тут же поняла, что должна ценить этот момент. Володин доверял ей, он делал ее соучастницей. Соучастницей цепи странных неприятных событий.
– Конечно! У нас ведь тоже отчетность. Если ваша ученица не сама это сделала, значит, это что?
– Убийство!
– Правильно, – он поднял палец вверх. – Убийца кто?
– Не знаю!
– Опять правильно. Потому что никто не знает, и я в том числе. И начальник мой мне просто душу вынет вместе, пардон, с кишками, если я стану расследовать самоубийство вашей ученицы как умышленное убийство.
– Куда проще вцепиться в бедную учительницу… – задумчиво произнесла Аня, когда Илья замолчал. – Заставить ее нарисовать портрет взбалмошной, если не сумасшедшей, девчонки. Пожурить учительницу за плохой педагогический индивидуальный подход – в лучшем случае. В хорошем – отстранить от работы. В идеальном – отдать под суд. Искать никого не надо! Тетя под рукой! Завали ее тоннами бумаги, исписанной под ее диктовку, и все! Круто, как мой Игорек скажет. Очень круто!!! Но погодите-ка, погодите… – Аня уставилась на Володина жалко, с близкой слезой, замерцавшей в ее прекрасных глазах. – А ведь если ее в самом деле убили, то… То убийца так и останется на свободе!!! Как же так можно?!
Володину очень хотелось вскочить сейчас с дивана, и броситься к ней, и начать ее утешать, и наговорить много славных красивых слов. Но тогда пришлось бы врать в утешение. Пришлось бы сказать, что убийцу они непременно найдут когда-нибудь. Что он не уйдет от ответа.
Чушь собачья! Никто его не найдет, потому что никто его не ищет. Она права на сто процентов. Найдут козла отпущения в ее лице, и все.
– Мне нечего вам сказать, Аня, – тоже перешел он на выкающую дистанцию. – Но вы правы.
– Это неправильно! Несправедливо! Как так можно?! Кто-то убил бедную девчонку, и все! А за что?! За что ее вообще можно было убить в собственной квартире?! За списанную домашнюю работу?!
– Это вряд ли, – грустно улыбнулся ей Володин, невольно восхищаясь
– Там что, богатства в квартире несметные и она оказалась дома не вовремя, нарвалась на грабителей?
Аня тут же быстрым взглядом осмотрела свои стены, шкафы, диван с креслами. У нее вот лично брать нечего. Она не нищенствует, но и сокровищами не богата. К тому же самое главное сокровище у нее уже забрал Сашка. Он переманил к себе Игорька.
А что можно было взять в квартире Галкиных, если Нина в одних джинсах ходила в школу по полгода?!
– В квартире бедно, – подтвердил ее мысли Володин, пожимая плечами. – Брать там точно нечего. Да и не взял никто ничего. Все на месте.
– Отец сказал?
– Да.
– Ну не знаю…
Она подумала еще, подумала. Предположила вслух, что Нина могла связаться с какими-нибудь наркодилерами. Но сама же эту мысль и отвергла.
– Ленива была, цинична, но пристрастия к таким вещам я у нее не замечала. И подруга у нее очень приличная. Нет!
– И перерыли бы тогда все в ее комнате, – поддакнул Володин.
– А так все на местах?
– Все на своих местах.
– Странно… Очень странно…
Она покусала нижнюю губу, потрещала указательными пальцами, испытывая какое-то непонятное противное волнение. Так бывало всегда, когда она чувствовала в классе враждебность. Когда улавливала мимолетный подвох, готовый вылиться в сорванный урок и замечание от директора. В классе ей с этим удавалось справляться. Она ловила на лету подачи и вовремя отражала. А тут? Тут что-то непонятное мелькает в мыслях. Что-то буквально лежащее на поверхности и…
– Послушайте, Илья. – У нее аж дыхание перехватило от внезапной догадки. – А что ее отец?!
– В горе, – коротко ответил Володин, еще не понимая ровным счетом ничего.
Радовался тому, что не гонит пока.
– Нет, я не об этом! Он ничего не говорит, может, у него что-то пропало?
– У него?! – Володин насмешливо присвистнул, вспоминая растрепанного неряшливого чудака, вытирающего слезы прямо о смятую штору. – Видели бы вы его!
– Видела, и не раз, – строго оборвала она его насмешку. – Очень разумный и интеллигентный человек. Но слабый. Он ни о чем таком не говорил вам?
– О чем он мог сказать? Я что-то не пойму, куда вы клоните, Аня? Этот Галкин… Это недоразумение какое-то!
– Это, как вы изволите выражаться, недоразумение, доктор наук!
– Да ладно! – Рот у Володина распахнулся до неприличия. – Это лохматое чудовище… Простите.
– Да, это лохматое чудовище на самом деле талантливейший человек. Но слабый, повторюсь. И поэтому его слабостью все пользуются.
– Каким образом? – изобразил азарт Володин.
Азарта никакого не было на самом деле. Ему просто хотелось побыть тут подольше. С ней, милой и властной, хоть и с выкающей ему. Она вообще загадка! То милая, кроткая, слабая. То властная, неприступная, загадочная. С первой он в пропасть бы прыгнул, не думая. Вторую побаивался. Чувствовал себя неуклюжим чудаком. Домой сразу хотелось, и тут же хотелось вернуться.