Тайну хранит звезда
Шрифт:
Как его, однако, приплющило!
Он, конечно, понял, куда она пытается его направить. Мол, умный папочка, доктор наук, совершил открытие века. Кто-то решил его открытием воспользоваться, проник в его дом, украл бумаги, или чертежи, или расчеты – что там у них, у гениев, хранится в доме? В этот момент пришла Нина, ее и убили. Но…
Для того чтобы эта версия имела под собой основу, нужно что? Правильно! Нужно заявление от этого самого гения о пропаже важных бумаг, подтверждающих его гениальность. Нужны следы взлома. Нужны факты, подтверждающие хоть как-то, что папочка
– Этого ничего нет, Аня, – воскликнул Володин, изложив ей свои соображения на этот счет.
– А вы с кем-то еще говорили?
– С кем?
– С кем-то, кроме него? С сотрудниками его института? С друзьями?
– А зачем, если он…
– Ой, прекратите! – перебила она его гневно, и он снова ее забоялся. – Вы же видели его! Это олицетворение скромности! И если он что-то изобрел или открыл и это у него украли… Для него теперь это уже не может иметь никакого значения!
– Почему? – тупил Володин, залюбовавшись ее раскрасневшимися щечками.
– Потому что Нина была смыслом его жизни. – Ей как будто сдавило горло. И она чуть не заплакала. – Он остался совсем один! Зачем ему это все?
Володин задумался.
Аня могла быть не так уж и не права. И это взлохмаченный чудак мог что-то такое совершить, устроить какой-нибудь переворот в своем научном мире. Но тогда почему никто ничего не знает? И он почему молчит?
И тут Аня, умница такая, точно его сомнения прочла, вдруг говорит:
– А вдруг он делал что-то запретное, а? Что-то подпольное?
– Вдруг… – кивнул он.
– Влез куда-то, куда не следовало лезть. Ученый он, допустим, талантливый, а бизнесмен никакой. Он же ведь наверняка, если что-то открыл втайне от всего ученого света, захотел это продать подороже.
– Наверняка, – кивнул Володин, слабо во все это веря. И выговорил все же со вздохом: – Но вы представить себе не можете, на какие круги этому лохмачу пришлось бы выходить! Изобрел – это полдела. Нужно найти сбыт!
– А заказ? А если он работал на заказ?
– Тогда должны были выйти на него. А кому он нужен? Кто про него слышал? Вы видели его? Для того чтобы вышли на него, он должен был уметь не только совершать научные открытия, но и хотя бы уметь говорить. Врать даже! А он… Простите, но это рохля. Вы же видели его!
– Видела. – Она удрученно вздохнула. И подтвердила тут же: – Рохля. Но кому тогда выгодна была смерть Нины, кому?!
– Верить в самоубийство вы по-прежнему отказываетесь?
– Отказываюсь. – Аня обхватила лицо ладошками. – Ее убили. Убили, грамотно состряпав видимость самоубийства. Все поверили, включая экспертов. Кто не поверил, тому приказано молчать. Искать никто убийцу не станет?
– Нет. – Володин не стал ей врать.
– Ладно, тогда я сама: – Она поднялась с кресла, выразительно посмотрела на настенные часы.
– Что сама?! – Володин поплелся следом за ней в прихожую. – Аня, только не вздумайте заниматься самодеятельностью, слышите?!
– Я не люблю самодеятельность, – снова с педагогическим высокомерием ответила она и остановилась аккурат напротив входной двери. – Никогда не принимала участия в любительских плясках или песнопениях.
– Да поняли вы, о чем я! – воскликнул он в сердцах и глянул себе под ноги.
Ботинки, пока он готовил ужин, говорил с ней и неуклюже пытался соблазнить, подсохли. Грязь спеклась противной серой коркой. Надевать их сейчас и снова брести по лужам к себе домой не хотелось до тошноты. И даже тон Анин учительский, мгновенно устанавливающий меж ними дистанцию, он простить ей был готов. Куртка валялась у порога большущим мокрым комом. И под нее натекла лужица с мокрых рукавов. Значит, промокла и внутри. Может, напроситься на ночлег по этой причине?
Володин воровато покосился на хозяйку, пока ворочал в руках отяжелевшую вдвое куртку. Даже продемонстрировал ей влажную подкладку. Но Аня будто утратила всякую проницательность. Попрощалась с ним на дружелюбной волне и даже пообещала, что не станет предпринимать никаких попыток к расследованию. И он ей даже поверил. Это когда уже домой ввалился – промерзший, промокший и злой, – то засомневался.
Не станет она сидеть сложа руки. Ни за что не станет. Ее доброе имя опорочено – это раз. Девушка погибла непонятно по какой причине – два. Сына бывший муж может у нее забрать на веки вечные, потому что имя доброе ее опорочено, – это три.
Разве мало причин?
Из ванны он вылез через полчаса. Размякший, отогревшийся и немного подобревший. Поставил чайник на огонь, всыпал в чашку две ложки растворимого кофе, сахара. Залил через пару минут кипятком, размешал и пошел с кружкой в комнату. Где-то в ящиках его старенького-престаренького серванта сохранилась записная книжка, куда он аккуратно вписывал номера телефонов еще со времен студенчества. Номеров была тьма-тьмущая. Все с пометками, адресами и характерной оценкой абонента как человека вообще.
Володин достал свои записи, сел на диван, кружку поставил у ног. Положил записную книжку на голую коленку и принялся листать.
Так… Кто тут у него?
Сысоев Витек – пометка – спился окончательно. Потом Романенко Валерка, галочка на полях – высоко взлетел, звонить в случае крайней необходимости, говорить не просто не захочет, некогда. Щипачев – всегда будет рад. Яковлев…
Вот! Вот, кто ему нужен. Поздно, нет? Володин задрал голову вверх – часы висели над диваном – половина одиннадцатого. Не в девять же Юрец в кровать заваливается? Так ведь? Жены у него нет. Если бы и была, давно сбежала бы. Детей, соответственно, тоже. И разбудить его отпрысков поздним звонком он не мог
Илья пододвинул к себе телефонный аппарат, набрал номер из записной книжки. Пару минут общался с автоответчиком, потом Юрка все же снял трубку.
– Попозже не мог позвонить? – проворчал он вместо приветствия.
– Не мог. В гостях был.
– Ты? В гостях? Расскажи кому-нибудь! – фыркнул Юрец недоверчиво. – Ты же мент, а они по гостям не ходят. Если и идут, то без приглашения.
– Ладно тебе, не заводись. Лучше скажи, как твои дела?
– Ой, Илюха, прекрати, а! Ты про дела у меня решил спросить, когда на часах почти полночь?