Тайны Англии
Шрифт:
М. Мэррей приводит многочисленные примеры из английской истории, призванные доказать правильность ее теории. Она упоминает, что король Иоанн Безземельный скончался в 49 лет, а Генрих V — в августе и 35 лет от роду. Исследовательница пытается найти ритуальные жертвы среди множества казненных во время династических войн Алой и Белой розы. М. Мэррей стремится также объяснить и знаменитое убийство принцев — сыновей Эдуарда IV. Если в этом злодеянии был повинен не их дядя Ричард III, а его соперник Генрих VII Тюдор, то оно могло произойти только после победы Генриха в битве при Босворте, в 1485 году, когда новому королю было 28 лет.
Искупительными жертвами являлись, по мнению М. Мэррей, и жены Генриха VIII, казненные им якобы за неверность. Генрих женился на Анне Болейн, когда ему было уже за сорок. Если была бы хоть доля правды в выдвинутых
Выбор не случайно пал на Анну Болейн. Она родилась в Восточной Англии, где были особенно сильны остатки старой веры. Она была из рода Говардов, про который французский посол Фенелон заметил: «Они подвержены тому, чтобы их обезглавливали, и не могут избежать этого, ибо происходят из племени, предрасположенного к такой участи». Это замечание французского посла М. Мэррей выдает за свидетельство того, что Говарды были «жертвенным родом», из которого избирались «заместители». Действительно, после Анны многие Говарды сложили голову на эшафоте.
Роковым для Анны Болейн был 1533 год, когда Генриху VIII исполнилось 42 года — число, кратное магической цифре 7. Однако год прошел благополучно, так как у королевы родилась дочь — будущая Елизавета I. Когда же в феврале 1536 г.
Анна родила мертвого ребенка, это могло укрепить Генриха в убеждении, что настало время для принесения искупительной жертвы. В апреле группа членов тайного совета стала собирать доказательства «вины» королевы. Любопытно, что об этом не был поставлен в известность архиепископ Кранмер — высший сановник англиканской церкви, хотя он также состоял членом тайного совета. Вероятно, эта предосторожность была принята потому, что Кранмер отрицательно относился к сохранившимся остаткам язычества.
В обвинительном акте указывалось, что Анна Болейн будто бы замышляла покушение на жизнь Генриха VIII, но главное было доказать нарушение ею супружеской верности, устоев нравственности. По поручению короля Кранмер посетил осужденную и имел с нею беседу наедине, содержание которой оставалось в тайне. Однако на следующий день архиепископ Кранмер председательствовал на церковном суде, который объявил недействительным брак Генриха и Анны. Как объяснил Кранмер, королева сообщила ему факты, убедившие его, что этот брак не мог быть подлинным супружеским союзом. Историки давно гадали, что скрывается за этими словами архиепископа. Некоторые считали, что Анна призналась, будто была уже замужем до вступления в брак с королем. Но возможно и другое предположение — королева заявила о своей приверженности старой религии и тем самым в глазах Кранмера становилась «ведьмой», недостойной не только быть супругой монарха, но и вообще оставаться в живых. Королеву казнили 19 мая, на двадцать восьмом году правления Генриха VIII.
По мнению М. Мэррей, об участи, ожидавшей Анну, было известно не только ей самой, но и Екатерине Арагонской, главному министру Уолси и канцлеру Томасу Мору, которые за несколько лет предсказали казнь второй супруги короля.
Как известно, после смерти Анны Генрих женился на Джен Сеймур, которая умерла при родах. Ее сменила Анна Клевская, а ту — близкая родственница Анны Болейн — тоже из «жертвенного» рода — Екатерина Говард. И ее обвинили в неверности, только при подготовке процесса были учтены ошибки, допущенные при составлении обвинительного акта против Анны Болейн, устранены явные противоречия. Суд над Екатериной и казнь состоялись, когда королю было 49 лет — опять число, кратное 7. В целом же судьба Екатерины Говард была копией той, которая за несколько лет до этого была уготована Анне Болейн. М. Мэррей приводит перечень совершенно совпадающих событий из жизни этих двух жертв Генриха VIII: обе королевы принадлежали к «жертвенному» роду; были фрейлинами «предшествующей» супруги короля; вступили в брак после развода короля; не было никаких сведений об их прежней «распутной» жизни до тех пор, пока не потребовалась искупительная жертва; в обоих случаях следствие начинал тайный совет; король получал конфиденциальную информацию о своей жене; король тайно покидал дворец Хемптон-корт, после чего королеву арестовывали по обвинению в супружеской неверности; судили сообщников, причем один из них «признавался»; специально осуждали ближайших родственников обвиняемой (брата Анны Болейн; леди Рочфорд при суде над Екатериной Говард); королеву судил парламент; королева отвергала основное обвинение; казнили сообщников; казнь самой королевы приурочивалась к жертвенному месяцу; осужденная спокойно шла на смерть, объявляя о своей невиновности и уверенная, что попадет на небо; придворные дамы сопровождали королеву до эшафота и после казни уносили тело и отрубленную голову; при известии о том, что казнь состоялась, король выражал бурную радость; молва утверждала, что обвинение было сфабриковано.
Наряду с семеркой магическое значение, по мнению М. Мэррей, придавалось числу 13 (Господь и его двенадцать апостолов; кстати, остается непонятным, почему этому христианскому представлению должны были следовать приверженцы языческого культа). Во многих важных политических акциях, полагает она, действовали группы в 13 человек или кратные этому числу. Участники того или иного заговора, кавалеры ордена Подвязки, члены тайного совета, судившие Анну Болейн, составляли либо группу в 13 человек, либо число, кратное этой цифре. Точно так же обстояло дело и с участниками ведовского шабаша.
Аналогичное объяснение М. Мэррей пытается дать и многим другим политическим процессам второй половины XVI и первой половины XVII в. и даже суду над Карлом I, который во время Английской революции был обезглавлен по приговору парламента как «тиран, изменник, убийца и враг государства». Правда, в этом последнем случае М. Мэррей высказывает сомнения, но только потому, что Карл был казнен 48 лет от роду — цифра, не кратная 7. Вместе с тем Кромвелю, фактическому главе государства, тогда исполнилось 49 лет, и, возможно, уже король выступал теперь в роли «заместителя». Лаже смерть Карла II в 1685 году от апоплексии, как считает М. Мэррей, была формой искупительной жертвы.
Карл заболел 2 февраля, в жертвенный день, но агония продолжалась до 6 февраля. На смертном одре король произнес известную фразу, извиняясь за то, что использовал слишком много времени для умирания. Карл умер на 35-м году правления (снова число, кратное семи) — роялисты считали, что он царствовал с момента казни Карла I, с 30 января 1649 года, и т. д.
В арифметических подсчетах М. Мэррей немало ошибок. Но главная слабость ее аргументации, конечно, не в этих погрешностях. Ее доводы повисают в воздухе по той простой причине, что нет буквально ни одного прямого свидетельства источников о сохранении языческого культа или тем более обычая приносить человеческие жертвы богу плодородия. Косвенные же намеки, которые пытается обнаружить М. Мэррей, легко объяснимы и без ее теории. Вырванные пытками признания «ведьм» не являются доказательством. Что же касается признания божественности королевской власти и ее носителя, наделения монарха сверхъестественными способностями исцелять болезни путем прикосновения руки и т. п., то такие суеверия вполне органически вписывались в средневековое христианство, несмотря на их частично языческое происхождение. Для каждой казни, о которой упоминает М. Мэррей, были свои причины; то или иное поведение обвиняемых на суде и на плахе определялось мотивами, отличными от приверженности «дианическому культу».
Пытка и самооговоры были главными орудиями фабрикации «доказательства» существования ведовского культа. Имеется сколько угодно свидетельств того, что единообразие показаний, дававшихся подсудимыми, было предопределено строгим единообразием задававшихся вопросов и пониманием жертвами, каких ответов ожидают от них судьи и палачи.
Проверка источников, которые использовала М. Мэррей, показала, что она при цитировании отбирала лишь «правдоподобные» детали шабаша, заботливо опуская сопровождавшие их «признания» обвиняемых в том, что они рожали от дьявола жаб и змей и т. п. (Как бы взамен этих умолчаний М. Мэррей радует читателя утверждениями, что даже детские хороводы и прошедший победно по всем странам вальс берут начало от танцев на шабаше…)