Тайны беларуской истории
Шрифт:
По следам Литвы.
Интересное исследование на эту тему опубликовал Здислав Ситько в ряде номеров газеты «Наша слова» (№№ 26—37, 2007). Перескажу некоторые идеи этой работы и попытаюсь дать им свой комментарий.
Факт «переселения западных славян» на территорию Беларуси давно признавали некоторые ученые. Так, в 1920-е годы летувисский лингвист К. Буга и археолог А. Спицын высказывали мысль «о западном происхождении кривичей» (См.: Седов В. В. Восточные славяне в VI—XIII вв. /Археология СССР. М., 1982, с. 58). Аналогичные мысли высказал российский исследователь
О том же писали российские лингвисты Ф. П. Филин, М. И. Толстой и их беларуский коллега Ф. Климчук, который исследовал Древние языковые параллели между беларуским и западнославянскими языками (Беларуска-польскія ізалексы. Минск, 1975, с. 59).
На основе исследований лингвистов и анализа «археологических материалов из раннесредневековых поселений и могильников Беларуси» московский археолог В. Б. Перхавко сделал вывод о наплыве в наш край культуры «западнославянского этноса, особые элементы которой выявлены практически на всех этапах развития культуры раннего средневековья» (См.: Перхавко В. Б. Западнославянское влияние на раннесредневековую культуру Белоруссии /Древнерусское государство и славяне. Минск, 1983, с. 26).
При этом он указывал:
«В X—XI веках этническое влияние западных славян не охватывало всей территории Беларуси, а непосредственно затронуло только сравнительно редко населенные западные районы междуречья Днепра и Немана, между Западным Бугом и Понемоньем». /Это как раз земли Литвы Новогородка. — В. Д. /
Сравнение топонимики Беларуси и Полабья (вместе с Поморьем) показало полную их идентичность. Огромную работу в этом направлении провела польская исследовательница М. Ежова (Jezowa М. Slowianskie nazwy miejscowe wispy Rugii), часть ее выкладок привел в своей статье Ситько. Сотни беларуских топонимов имеют аналоги в Полабье и Поморье — чего нет среди украинских топонимов (и тем более русских, которые почти все — финские).
Ежова приводит данные по четырем разделам:
1) основа слова в славянских (или, я уточняю, западно-балтских) диалектах;
2) славянское (или западно-балтское) поселение из немецких документов (с указанием даты документа);
3) современное название поселения в Германии;
4) современное название поселения в Беларуси.
Приведу лишь несколько примеров из ее огромного списка. Наш город Гомель имел своего «двойника» в Полабье — Gamele (1397 г. ), нынешнее немецкое название Gamehl. Название происходит от славянского (или западно-балтского) хьmelе. Кстати, это ставит точку в давнем споре лингвистов о происхождении загадочного названия «Гомель» (в школьном учебнике сегодня приведена анекдотичная «версия»: дескать, возле города была мель, и оттуда кричали судам: «Го ! Мель ! », так, мол, произошло название этого города — что просто смешно).
Город Раков имел «старшего брата» в лице полабского Racowe (1232 г. ), ныне германский Rakow. Смиловичи — Smilowe (1219 г. ), ныне германский Schmilau. Обращаю внимание, что Racowe и Smilowe — западно-баптские, а не славянские топонимы, так как кончаются на «we», что аналогично «wa» в названиях Литва, Ятва, Крива, Дайнова, Мазова.
Аналогично — Глубокое (от glabok) — Glambeke (1186 г. ), ныне немецкий Glambeck; Мир — полабский Mirowe (1230 г. ); Язвины — Jazwini (1232 г. ); Лепель — полабский Lepel (1236 г. ); Зельва — Selowe (1270 г. ), ныне Selow; Столбцы — Stolp (1274 г. ), ныне Stolpe; Поставы — Pastowe (1291 г. ), ныне в Германии Pastow; Жыличи — Zylitze (1353 г. ), ныне Silz в Германии. И так далее.
Чем объяснить это удивительное совпадение беларуских топонимов с топонимами Полабья и Поморья? Конечно, нельзя полагать, что полабцы и поморяне, мигрируя к нам, называли новые деревни и города своими старыми названиями. Такой взгляд является упрощенным, по-научному — вульгарным. Дело в другом: наши топонимы создавались по тем же языковым принципам, что и топонимы Полабья и Поморья. То есть их создавал тот же народ.
* * *
Вообще говоря, на мой взгляд, все топонимы Беларуси можно разделить на три неравные группы. К первой можно отнести ляшские — то есть те города, которые некогда основали ляхи, а потому они имеют своих «близнецов» по названию только в Польше ляхов. Это Минск (в Польше еще три Минска, ни одного Минска нет больше нигде в мире, в том числе в Украине). Это Полоцк (Полотеск) — в Польше ее «близнец» такой же древний Плоцк (тоже исконно Плотеск). Это Брест (Берестье) — у ляхов есть свой Брест. И еще несколько городов.
Вторая группа — названия, которые появились под влиянием местной западно-балтской среды и являются уникальными, нигде в мире больше не дублируются. Это Вильня, Ковно, Гродно, Лида и другие. Вильня — достаточно юный город, основанный князьями ВКЛ на реке Вилии, тут показательно особое словообразование (ляхи его стали называть «Вильно» по нормам славянского языка).
Вильня, Ковня, Гародня — западно-балтские, а не славянские топонимы, позже измененные в Речи Посполитой на ляшский манер. Для иллюстрации давайте сравним с названием «Псков»: имя городу дала финская река Плесква, изначально славяноязычные колонисты в этом финском регионе называли его «Плесков», затем название сократилось до просто «Псков». А если бы его называли литвины, то он бы по нормам нашего языка назывался Псковня (или на славянский манер ляхов — Псковно).
Что касается Лиды (столицы княжества Дайнова), то истоки топонима являются тайной, так как давно утеряно вообще все, что было связано с этим народом и княжеством, вошедшим в беларуский этнос. Некогда славная история Дайновы с веками стала легендой, потом легенда превратилась в миф, а потом умерли все, кто помнил этот миф. Осталось только имя столицы Дайновы — Лида. Но что оно означает — уже никто не знает [28] . Прямо как во «Властелине колец» Толкиена, где точно так же история предков затерялась в песках времени.
28
В. Верас пишет, что оно означает щуку. — Прим. ред.
Третья группа — самая многочисленная — это топонимы, совпадающие с топонимами Полабья и Поморья. Конечно, еще до исследований польских ученых многие исследователи обращали внимание на это поразительное обстоятельство. Например, на этом основании историки Ф. Буяк и Г. Ловмянский находили в Полабье и Поморье «изначальное место жительства радимичей» (Седов В. В. Восточные славяне в VI—XIII вв., с. 157).
Беда лишь в том, что никакого народа «радимичей» (как и баснословных «дреговичей») никогда не было. Не отвлекаясь на этот вопрос, обращаю внимание читателя на то, что у всякого народа западных балтов было название своей земли: у ятвягов — Ятва, у кривичей — Крива, у дайновов — Дайнова, у Мазуров — Мазова (наконец, у литвинов —Литва). Но знаем ли мы название земли радимичей? Нет. Мы можем только гадать, как бы она могла называться: то ли Радзима, то ли Радива, то ли вообше Родина или Родва (а у дреговичей — Дрегова? ). Никаких названий земель радимичей и дреговичей как административных образований летописи не знают. А потому и не было никаких «радимичей» и «дреговичей»; ими, судя по всему, называли части племен ятвягов или кривичей. Это их этнические ответвления — не более того.
Равно сегодня многие историки (в первую очередь в Летуве) считают, что не было никаких «аукштайтов» и что «Аукштайтии» — это всего лишь условное обозначение ответвления народа жемойтов. Некогда оно упоминалось в летописях как якобы «отличное от жемойтов», но с веками сии временные отличия абсолютно стерлись и исчезли. Как и в истории с «радимичами» и «дреговичами», которые канули в лету, едва появившись. Ибо их «жизнь» в летописях весьма мала: несколько десятилетий. А далее — забвение навсегда. Так что тут тоже можно поставить точку.