Тайны дома Романовых
Шрифт:
Александром-Павлом, который родился вскоре после свадьбы, в 1817 году, и стал Нидерландским королем в 1849-м, после смерти своего отца, под именем Вильгельма III, и младшим – Генрихом, родившимся в 1820 году.
Анна Павловна прожила дольше всех своих сестер и братьев и умерла в 1865 году семидесяти лет от роду.
Последние годы жизни Александра и Елизаветы Алексеевны
Александр был рад женитьбе Николая и Александры Федоровны. Он был бездетен, Константин не хотел царствовать, последним
К тому же сам Александр решительно не желал оставаться на троне, вернувшись к идеалам своей юности, когда под влиянием Лагарпа и Елизаветы Алексеевны он хотел жить обычным человеком.
24 мая 1821 года царю вручили список офицеров-заговорщиков, создавших тайные общества и стремящихся к революции, – впоследствии они составили ядро «декабристов» – но Александр прочитал эти списки и бросил их в огонь, сказав: «…Я разделял и поощрял эти иллюзии и заблуждения. И не мне их карать».
В августе 1823 года он сам написал манифест о назначении наследником престола, помимо Константина Павловича, третьего сына императора Павла – Великого князя Николая Павловича. Однако этот манифест не публиковался, не предавался огласке, а хранился в глубочайшей тайне. И сам его текст в одном-единственном экземпляре был спрятан в ризнице московского Успенского собора в Кремле.
25 августа 1823 года Александр сам привез манифест в Москву и передал его московскому митрополиту Филарету в запечатанном конверте, на лицевой стороне которого Александр собственноручно написал: «Хранить в Успенском соборе с государственными актами до востребования моего, а в случае моей кончины открыть Московскому епархиальному архиерею и Московскому генерал-губернатору в Успенском соборе, прежде всякого другого действия».
29 августа Филарет при трех свидетелях положил манифест в ризницу Успенского собора, взяв с них клятву о полном сохранении этой важной государственной тайны.
Три копии с манифеста снял министр духовных дел и народного просвещения князь А. Н. Голицын, запечатал их в три конверта и отправил в Петербург по трем адресам – в Государственный Совет, Сенат и Синод. На всех трех конвертах Александр написал своей рукой: «В случае моей кончины раскрыть прежде всякого другого действия».
В начале 1824 года Александр заболел горячкой, а когда пошел на поправку, один из его приближенных, князь Васильчиков, сказал царю, что весь город принимает в нем участие. «Те, которые меня любят?» – спросил император. «Все», – отвечал Васильчиков. «По крайней мере мне приятно верить этому, – сказал Александр, – но, в сущности, я не был бы недоволен сбросить с себя бремя короны, страшно тяготящей меня».
Кроме навязчивой идеи о тяжком бремени короны, императора преследовали и личные несчастья. 23 июня 1824 года скончалась его любимая внебрачная дочь Софья Нарышкина, незадолго перед тем помолвленная с графом Шуваловым. Она умерла от чахотки в тот день, когда Александр должен был присутствовать на учениях гвардейской артиллерии. Когда ему сообщили о смерти дочери, «император, не сказав на это ни слова, возвел глаза свои вверх и залился самыми горючими слезами, так что вся сорочка на груди его была ими смочена», – писал присутствовавший при этом его лейб-медик доктор Д. К. Тарасов.
Смерть дочери он воспринял как наказание Господне за тяжкие свои грехи, и страшнейший из них – отцеубийство. Он считал, что Бог не дал ему продолжить его род за убийство отца, и ничто не могло избавить Александра от этих мыслей и переживаний.
Это была одна из последних встреч Александра с Марией Антоновной. Вскоре после смерти дочери Нарышкина навсегда рассталась с Александром, а затем, после его смерти, уехала за границу, где и скончалась в маленьком городке Тегернзее, под Мюнхеном, в 1854 году, в возрасте 75 лет.
Когда 7 ноября 1824 года в Санкт-Петербурге произошло страшное наводнение, послужившее позднее А. С. Пушкину сюжетом для поэмы «Медный всадник», Александр посчитал его Божьей карой за его грехи и очень страдал, видя народные бедствия.
Весной 1825 года в Санкт-Петербург приехал его старый друг и теперь уже близкий родственник, король Нидерландов Вильгельм I Оранский. Александр рад был гостю, но как раз в это время тяжело заболела Елизавета Алексеевна. Отношение к ней императора в последнее время сильно переменилось, и он искренне соболезновал жене.
Испытывая к Оранскому дружеские и родственные чувства, Александр признался, что давно уже хочет «оставить престол» и уйти в частную жизнь.
Гость стал всячески его отговаривать, но Александр остался тверд.
После того как знатный гость покинул Петербург, Александр отправился в очередное путешествие – на сей раз в Варшаву, но, вопреки обыкновению, через два месяца возвратился в Петербург для того, чтобы совершить еще одно путешествие – в Таганрог, где, по мнению врачей, болезнь Елизаветы Алексеевны должна была пройти.
Александр уже почти готов был тронуться в путь, когда Аракчеев привез к нему унтер-офицера 3-го Украинского полка Шервуда, доложившего Аракчееву о существовании «Южного общества». Теперь уже о заговоре знал Аракчеев, и Александр не мог делать вид, что ничего не знает. Он приказал Аракчееву проследить за тем, чтобы Шервуду было оказано всяческое содействие к раскрытию заговора.
После этого, 1 сентября 1825 года, Александр отправился в Таганрог. А Елизавета Алексеевна должна была выехать двумя днями позже.
Заметим, что перед любым отъездом из Петербурга Александр всегда служил молебен в Казанском соборе. Однако перед последней в его жизни поездкой порядок этот был нарушен. И вот почему. 30 августа 1825 года в Александро-Невской лавре служили литургию в честь перенесения мощей Александра Невского из Владимира в Санкт-Петербург. Отстояв литургию, Александр попросил митрополита отслужить послезавтра, 1 сентября, в 4 часа утра и молебен в связи с его отъездом из Петербурга. Однако хотел, чтобы эта его просьба осталась в тайне.