Тайны Эдема

Макарова Дарья

Не сдержавшись, я поспешно отвернулась. Но быстро взяла себя в руки.

– Он был в саду. В Сиреневой беседке.

– Сиреневой?

– Да. За правым крылом здания, ближе к реке. Возле нее цветет сирень, в это время года он чаще всего проводил время там. Давид говорил, ее аромат напоминал ему о самом важном.

– О чем?

– Не знаю. Никогда не спрашивала.

– Не интересно?

– Даже очень. Но у нас было правило.

– Какое?

– Не лезть друг другу в душу.

– Что произошло дальше?

– Я вызвала скорую помощь. Бригада врачей приехала вместе с полицией. Давида забрали. Похоронили. А теперь выяснилось…

– Вернемся

ко дню его смерти, – вежливо, но непреклонно, сказал Старший. – Вы уверены, что в доме никого не было, когда вы вернулись?

– Уверена.

– Дом большой, даже очень. Прилегающая территория просто огромна. Здесь так легко затеряться…

Мне вдруг стало страшно. Я вспомнила себя, идущую в сумерках белой ночи к беседке. Я искала и звала его по всему дому, он не откликнулся. Я не слишком удивилась, не обеспокоилась. Старший прав, на столь большом пространстве потеряться не мудрено.

Не найдя Давида в особняке, я направилась к Сиреневой беседке. Все последние дни он проводил там. Даже, если моросил дождь.

Я увидела его издалека. Закутанного в плед. На столе мерцали свечи, тускло горели фонарики. Он, конечно, же проигнорировал мой запрет и выкурил сигару. Да еще и коллекционного виски пригубил.

Готовясь чуть пожурить его и рассказать о скучной премии, я приблизилась. Он был мертв, я поняла это сразу. По устремленным в вечность глазам.

Я сжала руку в кулак. Почудилось, что я только что закрыла его веки. Но это было давно. Я должна сосредоточиться. Обязана.

– Вы правы, если бы кто-то решил спрятаться в Эдеме, то сделать это проще простого. Но, что так, что эдак, я в тот вечер никого не видела.

– Куда же все подевались?

– Разве они вам не рассказали?

– Рассказали. Но куда интереснее, что говорили вам.

– Мне кажется, вы преувеличиваете.

– Отнюдь. Итак?

– Хорошо, – согласилась я с неизбежным и попыталась вспомнить, что мне было известно.

Вышло не очень. Точнее, совсем не как. Я понятия не имела куда все разбежались в тот злополучный день. Если бы не смерть Давида, подобное даже не вызвало бы удивления. У каждого свои дела, своя жизнь, своя работа. А мое любопытство на обитателей особняка не распространялась, мне не было дела до того, кто и чем занимается. За исключением Давида, конечно. Ему принадлежало все мое время. Остальные частенько оказывались за пределами моей реальности.

Расстроился ли Старший или нет – неясно. Он все также был отстранен и подозрителен. Но неожиданно улыбнулся вполне по-человечески и сказал:

– Покажите нам покои гения?

Подобный оборот речи мне по вкусу не пришелся. Что можно домашним, запрещено чужим. Что позволено Юпитеру, не позволено быку.

Однако, учитывая обстоятельства, пришлось это проглотить. Вежливо улыбнуться и, демонстрируя большую охоту помогать следствию, сказать:

– Следуйте за мной.

Стараясь абстрагироваться от происходящего, я замерла неподвижной статуей подле окна. Следователи выполняли свою работу, я знала. Но зато, что они копались в вещах Давида без спросу, с пошлым и обывательским любопытством, мне хотелось орать на них, гнать их от сюда плетьми.

Но я продолжала смиренно стоять в своем углу. Выравнивая дыхание, вглядывалась в гладь реки. Давид не зря облюбовал именно третий этаж особняка. Нигде не было так много воздуха и света, как здесь. И, благодаря высотности и дизайнерскому замыслу архитектора, только из его студии просматривались все четыре стороны света.

Идеальная панорама. Идеальное место для творца.

В небольшой гостиной уютные мягкие кресла, диван, экран на всю стену (именно здесь он просматривал работы своей киностудии). В отличие от студии и гостиной, его спальня была совсем мала. Широкая кровать, глубокое мягкое кресло с пледом на подлокотнике, журнальный столик и стопка книг на нем. Вот и все убранство. Единственное украшение – огромный действующий камин. Зато до студии всего пару шагов. Но и они целый путь для страдающего от не отпускающей нестерпимой боли.

Постель развернута к окну. Последние дни он, снедаемый болью, подолгу лежал неподвижно. Всматривался в небо, кроны деревьев, реку. Она успокаивала его, будто бы уносила боль и страх. Теперь он не чувствует боли.

Я тряхнула головой и обернулась. Поймав мой взгляд, Старший сказал:

– Мы закончили.

Я кивнула. Мне вдруг все стало совершенно безразлично.

Осмотрев еще часть помещений особняка, следователи уехали. В особняке царила напрягающая тишина. Выждав несколько минут, я вернулась в кабинет и плотно прикрыла за собой дверь. Быстро пересекла кабинет и приблизилась к стеллажу с книгами, что стоял ближе всего к следователям и допрашиваемым. Поднялась на кончиках пальцев и раздвинула книги. Ловко вытащила крошечный диктофон и отправила его в свой карман.

Уже не спеша направилась из кабинета. Открыла дверь и нос к носу столкнулась с Русиком:

– Менты уехали? – нервно спросил он. Я поинтересовалась любезно:

– Попросить вернуться?

Русик резко ухватил меня за плечи и треснул о стену. Не больно, но страшненько.

– Думаешь, самая умная, да? Так подумай вот о чем – теперь тебя защищать не кому! Старик помер, и никто за тебя не вступится.

– Восхищена твоей храбростью, – с удобствами облокотившись о стену и не пытаясь вырваться на радость врагу, хмыкнула я. – Как ты считаешь, мне следует рассказать полиции о том, что ты украл его лекарства? Наркоман в доме, где произошло убийство…Им ведь будет интересно.

– Не докажешь, – отшатнувшись от меня, зашипел Русик.

Я сложила руки на груди и усмехнулась:

– Учитывая обстоятельства, это и не обязательно. Давид не хотел шума и не стал обращаться в полицию, здесь ты прав. Но интерес следователей вызовет сама ситуация. Спорим, вдовы охотно подтвердят, что ты вор?

– Сука!

– Ага, – кивнула я. – Причем, это ведь далеко не все, о чем я могу поведать полиции… Так что, не нарывайся и ближе, чем на метр, ко мне не подходи. Усек, золотце?

Русик заскрипел зубами от злости. Но врожденная трусость как всегда победила и, поджав хвост, он побежал жаловаться на меня Ольге.

Я же заперлась в своей спальне и достала диктофон. Подключила наушники и растворилась в чужих диалогах.

Значительно позже, вытянувшись на постели, я попыталась систематизировать услышанное. И понять, насколько верю словам, что были произнесены в присутствии следователей.

В момент смерти Давида Лика была с Леной. День она провела на съемочной площадке, а вечер с сестрой. После короткого похода по магазинам, они заехали в квартиру Лены (Давид однажды подарил по апартаментам обеим сестрам на Восьмое марта). Лена хотела полить цветы перед тем, как уехать в особняк. Но сестры, как это водится, заболтались, потом стали примирять покупки. В итоге, в особняк они вернулись лишь ближе к ночи. О смерти Давида узнали от меня.