Тайны Эдема
Шрифт:
Но годы изменили его представление о том, чем должно стать это место. Постепенно творцы и музы исчезали из комнат и залов особняка, на лужайках больше не играли музыканты и не писались картины. Лишь для избранных, для самого ближнего круга, Давида открывал двери своего дома. А в последний год и от них Эдем был сокрыт.
Последние месяцы уходящей жизни Давид провел, прогуливаясь по аллеям парка, отдыхая в тени беседок сада. Он подолгу сидел на пристани, прислушиваясь к ворчанию реки и забывая о книге, что лежала на его коленях. Вечерами
Наблюдая за ним, я восхищалась его спокойствию. Его принятию себя и своей судьбы. Он казался мне смиренным праведником, принявшим прожитую жизнь и скорую смерть. Я считала, он счастлив. Что несмотря на неизбежные страх и боль, он доволен тем, как сложилась его жизнь, уверен и рад своему окружению.
Оказалась, я ошибалась. Я была с ним почти постоянно. Но не имела ни малейшего понятия, что на самом деле творится в его душе. Выходит, он лгал мне также, как и им? Или моя вина перевесила все то доброе, что он чувствовал ко мне когда-то?
Бросив машину возле особняка, я с тяжелым сердцем вошла в холл. Тишина стояла несказанная. Что особенно странно, учитывая, что все вдовы здесь.
Собственно, удивляла именно тишина, сопровождавшая их присутствие. Подобного на моей памяти не случалось. Каждая из них была натурой деятельной и на месте не сидела. Посему, даже, если никто не состязался за первое место в доме, шуму от их присутствия всегда было предостаточно. Но не сейчас.
Задрав голову вверх, я прислушалась. Ничего. Даже слышно, как на сквозняке едва ощутимо звенят хрустальные капли огромной люстры.
То, что мое появление не стало секретом сомнений не вызывало. Подходя к дому, я видела, как колыхнулись занавески сразу в нескольких окнах. Но ни одна из обитательниц особняка не вышла даже на лестничный пролет. Что ж, поиграем…
Перехватив ручку чемодана поудобнее, я направилась в свою комнату. Как и остальные комнаты для прислуги, она располагалась на первом этаже. Правда, кроме меня и Юры, никто в доме не жил постоянно. Но частенько оставались. Здесь же размещались несколько комнат для гостей. Однако обычно их не использовали, так как на втором этаже гостевые были куда богаче. Эти же предназначались на случай полного заполнения особняка или для не слишком ценных визитеров. Но не тех, ни других Эдем не видел с тех пор, как Давид превратил его в место уединения и созерцания.
На втором этаже обустроились все жены. Вдовы. Их спальни были в правом крыле, спальни для гостей находились в левом. Строго как и на первом этаже.
Третий этаж всецело принадлежал Давиду. Самой маленькой комнаткой была его спальня. Из нее же открывался лучший вид. Остальное пространство было поделено на две неравные половины: небольшую гостиную, где он проводил большую часть своего времени, и студию.
Что творилось на чердаке я не имела ни малейшего понятия, ибо за все время ни разу туда не поднималась. В подвале же, помимо хозяйственных помещений, располагался огромный гараж, вмещавший в себя не только автомобили обитателей особняка, но и коллекционные машины
Ключ с пушистой кисточкой по-прежнему был вставлен в замок моей спальни. Но в самой комнате некоторые вещи лежали не так, как я оставила их. Комнату явно обыскали и не раз.
Распахнув окно, я запустила в просторное помещение свежий воздух и ароматы сада. Утренний туман, принесенный с реки, еще не до конца рассеялся. Было прохладно.
Разбирая чемодан, я вновь продумывала свои дальнейшие действия. Призывала себя быть сильной.
В дверь постучали. Страх удушливой волной прокатился по телу. Гоня его прочь, я сказала чуть хрипло:
– Войдите.
В комнату робко заглянули Наташа и Люба. Но встретив мою улыбку, тут же принялись обниматься. Однако и без слез не обошлось. Наташа покачала головой и без всякого осуждения, с одним лишь сочувствием, посмотрев на Любу сказала:
– Вот ведь глаза на мокром месте. Как Давида нашли, так и плачет все время… А после того, как узнала, что он о нас, о внуках ее так сильно позаботился, совсем удержу нет…
– Вдовы тоже плачут?
На лице Наташи появилась невиданная до сели жесткость. Непреклонность. Люба зарыдала пуще прежнего, но беззвучно, лишь отирая беспрестанно падающие по щекам слезы.
– Этим дьяволицам все нипочем. Лишь о себе и думают. Полночи ругались, остальные полночи по дому рыскали. Ищут все что-то, да думают, никто их не видит. Срамота! Хорошо, Давид не знает, кем они оказались на само деле…
Надо сказать, что постоянно из всех жен Давида в особняке жила только Лика. И ее сестрица, конечно, тоже. Остальные заявлялись сюда время от времени. По поводу и без.
С вестью о смерти Давида в особняк вернулись все и разом. Кроме Юльки, но она себя к «женам» не причисляла. Она предпочла остаться в своей городской квартире. Но, полагаю, сейчас ее переезд – вопрос времени. Судя по ее грандиозным планам, в стороне от событий она не останется. Посему ей стоит быть здесь.
– Интуиция подсказывает, что следует ждать гостей. Приготовишь, пожалуйста, комнату Юли? И еще одну, для гостей.
– Гостей? – озадачилась Наташа.
– На случай, если сын Давида решит задержаться.
– Так он приедет? – обрадовалась Люба и даже перестала плакать. – Такой славный мальчик. Когда он жил в России, я часто брала его к себе. Нянчила как родного. Давид весь в творчестве был. А бабушке уже тяжеловато одной, вот мы с Юрой и развлекали его, как могли…Славный ребенок, просто чудо…
Славный ребенок уже давно вырос и веру в чудеса заметно растерял. Но разочаровывать Любу я не стала. Тем более, сама не понимала, как относиться к Глебу. Ведь кто он есть – вторая по значимости и сложности загадка для меня.
Нина же в особняке никогда не оставалась. Давид построил для нее небольшой домик чуть ниже по реке, и она предпочитала жить там. Тем более, что прогулочным шагом до Эдема ей было минут двадцать, не больше.
Других домов в ближайшие несколько километров отсюда не имелось. И в этом было одно из главных преимуществ здешних мест.