Тайны финской войны
Шрифт:
«Не понимаете ли вы, господа народные комиссары, вы, люди совершенно равнодушные к страданиям ваших товарищей, плохо одетых, голодных, которых вы посылаете умирать в Финляндию, что их глаза открываются в момент смерти? Не понимаете ли вы, что народ, который вы угнетаете и которому не хватает хлеба, все более отдает себе отчет в ваших методах и в вашей звериной жестокости, вызывающей негодование всего мира? Будьте уверены, что русский народ не бесконечно будет переносить ваши насилия и ваше вероломство».
А через два дня, 8 января, финское радио обращалось уже к рабочим:
«Знайте, русские рабочие, что в трудовых массах всего мира сейчас существует лозунг: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь против СССР». Действуйте, спешите, время не ждет. Ваше начальство связано
В отличие от листовок, содержащих немало грамматических и стилистических ошибок, тексты радиообращений обладали даже литературными достоинствами. Взять хотя бы эту сильную фразу, от которой и Достоевский бы не отказался: «Чего стоит коммунизм, если он не основан на справедливости?..» Финские пропагандисты и поставлявшие им материал эмигранты наивно верили в то, что для русского народа глав — ное — справедливость и равенство, а не свобода. Раз большевистская верхушка оторвалась от масс, не зная нужды в своем пайковом изобилии, в то время как рабочие и крестьяне прозябают в нищете (по финским, по крайней мере, меркам), то народ рано или поздно должен восстать и сбросить большевиков. Совсем не учитывалось, что в СССР нет ни свободы слова, ни оппозиции, что существует контроль над настроениями граждан и на фронте, и в тылу, что внутри страны пропаганда сделала свое темное дело. В сознании масс был создан образ «кровожадных буржуев», готовых в любой момент обрушиться на «государство рабочих и крестьян». Расцвел культ «мудрого и любимого вождя товарища Сталина» и преданной ему партии. У народа создалась уверенность, что Сталин все видит и знает, а оторвались от масс и погрязли в «мещанстве» и измене делу социализма лишь отдельные руководители, которых вывели в 1937–1938–м на чистую воду. Да, конечно, были опять допущены перегибы, но Сталин и партия быстро разобрались и поправили ошибку. Вместо зарвавшегося «стального наркома» Ежова пришел «дорогой товарищ» Берия, «лучший друг пионеров». О нем и песню сложили: «Сегодня праздник у ребят, ликует пионерия, сегодня в гости к ним пришел Лаврентий Палыч Берия!» Теперь-то уж наверняка никого безвинно сажать и стрелять не будут.
Война с Финляндией не пользовалась популярностью среди красноармейцев и части командиров, а первые неудачи еще больше понизили их боевой дух. Однако тех, кто готов был повернуть оружие против «комиссаров», набиралось единицы. В основном Красная Армия страдала от таких видов нарушения воинского долга, как дезертирство, самовольный уход с поля боя, паника и оставление врагу вооружения и боевой техники, которые часто и в сложной обстановке вполне можно было эвакуировать.
Ко всему, финскую радиопропаганду могли слышать немногие: радисты на фронте и владельцы коротковолновых радиоприемников в городах. Возможно, именно опыт «зимней войны» побудил власти сразу после начала Великой Отечественной войны изъять у советского населения все радиоприемники. Тут причиной не только острая нехватка средств связи в войсках, но и боязнь воздействия на народ неприятельской пропаганды.
Финские же листовки, в изобилии разбрасывавшиеся над советскими позициями, расписывали сытную жизнь в плену, где красноармейцам обещали выдать теплые вещи, сапоги и горячую пищу. Сулили премии за сданное финской армии оружие. Револьвер оценивался в 100 рублей, винтовка — в 150, пулемет — в 1500, а танк — в 10 000. Но дороже всего финны обещали за самолет — 10 000 долларов. Пилоту гарантировали возможность остаться в Финляндии или выехать в любую другую страну. Все эти моральные и материальные стимулы принесли ничтожные результаты. Трофеи в ходе войны финская армия захватила, конечно, весьма солидные: 25 248 винтовок, 54 пистолета — пулемета, 1574 ручных и 954 станковых пулемета, 125 противотанковых и 160 полевых орудий, а также 94 миномета. Очевидно, большинство трофеев было взято с убитых или из того, что было брошено красноармейцами при поспешном отступлении с поля боя. В плен попало только около 6 тысяч бойцов и командиров — из них человек 700 раненых и
Иное могло бы быть с самолетами: ведь сумма премии была очень велика. Всего финнам досталось 25 советских самолетов. Несколько из них не имели повреждений и были позднее использованы ВВС Финляндии. Это обстоятельство как будто наводит на мысль, что их переправили через линию фронта пилоты — пе — ребежчики (при посадке на финских аэродромах они должны были выбросить зеленый флаг). Мне, однако, пока не попадалось сведений о том, чтобы какой-то советский летчик или танкист добровольно сдался финнам вместе со своей боевой машиной.
Но вернемся к боям в районе Леметти. Разведывательный отдел штаба 4–го армейского корпуса финнов 10 января оценивал обстановку здесь следующим образом: советские войска любыми средствами пытаются удержаться в этом важном районе, хотя моральное состояние большей части войск в значительной степени пошатнулось, ведь обе дивизии и танковая бригада понесли значительные потери. В 168–й дивизии, несмотря на примерно тысячу человек пополнения, укомплектованность стрелковых полков не превышает половины нормы.
Знали финны и об отправке на помощь 18–й дивизии трех батальонов из 402–го и 462–го стрелковых полков. По их сведениям, два батальона 462–го полка были влиты в 208–й стрелковый полк 18–й дивизии — его численность возросла до 500 человек, а 316–й стрелковый полк с начала войны вообще не получал пополнений. Не вполне верно финны рассчитали только силы 34–й танковой бригады в Леметти: по их данным, в ней было всего. около 500 человек и лишь 15–20 исправных танков.
Финское командование знало и о подходе к Уома подразделений 620–го стрелкового полка, который имел неплохое снаряжение, в том числе и лыжи, и вооружение. Однако подготовка командного состава этого полка справедливо оценивалось финнами как невысокая.
18–я стрелковая дивизия, хотя и была кадровой, оказалась очень плохо подготовлена к боям. Незадолго до начала войны ее посетил начальник артиллерии Красной Армии Н. Н. Воронов. Николай Николаевич вспоминал:
«Я подолгу беседовал с командирами о значении артиллерии в современной войне, об уроках боев в Испании и на Халхин — Голе, призывал изучать своего вероятного противника, объективно оценивать его силы, не зазнаваться, не скатываться к «шапкозакидательству», избегать условностей в боевой подготовке… Поме беседы ко мне подошли несколько командиров и политработников. Они были не согласны с оценкой сил вероятных наших противников: «Это неверные установки, запугивающие личный состав, — заявили они. — Они идут вразрез с указаниями высших инстанций». «Я вам высказал не только свои взгляды. Это — требования жизни. Наконец, это требование наркома, который прислал меня сюда».
И все же мои слова, видимо, подействовали мало. Трагической была для этой дивизии недооценка сил противостоящего противника. Когда начались бои, она попала в окружение в лесах Карелии и понесла большие потери».
12 января 1940 года командиры некоторых частей 18–й стрелковой дивизии отдали приказ о наведении порядка в тылах и передвижении бойцов и командиров на передовой линии и во втором эшелоне. Приказ запоздал: фронт был уже со всех сторон.
16—19 января противник предпринял новое наступление, в котором участвовали 38–й пехотный полк в полном составе, по два батальона 37–го и 39–го полков, а также 2–й батальон 35–го полка, 22–й специальный и 4–й егерский батальоны. Именно в это время три батальона (1–й и 3–й 36–го пехотного полка и 1–й 34–го полка) образовывали внешнее кольцо окружения. Еще пять батальонов (по одному из 36, 37 и 39–го полков и 8–й и 18–й специальные) были введены в бой в ходе операции. Финнам удалось выйти на подступы к Питкяранта — главному пункту снабжения и сосредоточения советских войск. Однако попытка штурма города была пресечена подошедшими частями совете — кой 11–й стрелковой дивизии (219–й стрелковый полк) и 60–й дивизии (194–й стрелковый полк). Тем не менее оказать помощь окруженным войскам стало еще труднее. Финны овладели рядом островов, которые командование 8–й армии выпустило из-под контроля. Оставив небольшие гарнизоны на островах Петя — саари, Зуб, Максиман — саари и Лункулан — саари, противник стал угрожать левому флангу 8–й армии и обстреливать ледовую дорогу, по которой шло снабжение 168–й дивизии.