Тайны гор, которых не было на карте...
Шрифт:
Ну ни на столько не изменился с тех пор! — избранный показал маленькую щелку меж пальцев. — Сомневаются иногда новоиспеченные братья и сестры, стоит ли душу-то не поберечь?! И напомнит Йеся своим примером, что кто о душе печется, себя не бережет, а кто душу кладет за братьев и сестер, тот проживет, может, еще дольше, чем он. И умом человека пораскинет, что не хлебосольно у Батюшки в Аду, а Рай никто не доказал, но хлебосольно в Царствии Божьем, когда оно от края до края человеку принадлежит. И что, если Бога иметь над собой, не надо заботиться о том, что есть, и что пить — принесут и дадут, ибо услышат глас вопиющего, который приготовляет стези. Плывет в руки добро, успевай сундуки подставлять, душа муки терпит, так ведь
— Да, великое дело сделал Человечище! Значит, жив еще… Поклонитесь ему от нас! Милости прошу в гости! Встретим по-человечески! — вздохнула Ее Величество. — А Магдаленушка, что же, тоже жива еще?
— Жива, царица небесная, жива! Она как матушку его похоронила, да Маньку на тот свет спровадила, так оба имени себе взяла. Она теперь и матерь ему, и жена, и сестра! Манька у него возмущалась, тоскуя смертельно, скорбя, да не спасовал. А Иуду предателя извели мы в ту же ночь. Всех сдал, паршивец! Слишком умен был, все считал паскуда, кто, да чего, да сколько, не переставая удивляться. Так понял Йеся — предатель. Людей тогда не много было, но много, больше, чем сейчас — в силе…
— Мне бы такую Маньку. Везде за ним летала и нужду собирала. А Спаситель тверд был. Всегда говорил: "Не знаю, и знать не хочу — вот мои братья и сестры, хоть заревись!" А вот я на своего не надеюсь! — Ее Величество строго посмотрела на мужа.
— Так, я что-то не понял, ты мне что, в упрек ставишь? Что я — душу свою не знаю? Я как тебя увидел, сразу признал! Нужна мне какая-то Манька… В гробу я их всех видел!!! — обиделся Его Величество. — Сама просила при ней в любви поклясться! И все время попрекаешь! Да разве ж я не последовал за тобою, куда сказала?
Избранный и Его Величество переглянулись. Взгляд избранного был удивлен открыто. Ее Величества немного расстроен.
— Та, над которой мы клятву давали, как перед всем миром, ни образа, ни имени его не помнит, — пояснила она. — Жива еще… Надо же, полетела во все края искать чего-то… Не понимаю, где ее черти носят?!
— Да на что она нужна-то тебе? — опять спросил Его Величество, рассержено. — Может, была ребром, так ведь теперь ты мне и душа, и матерь, и сестра. Ну не издеваться же мне над тобой! Как могу не беречь-то? Свой выбор я сделал! Вот за то и невзлюбил народ Бога Ихнего, — он ткнул пальцем в избранного, — что злобливый был и все время про беду каркал! Спаситель тоже хорош… Вот я раньше об этом не думал, а как оно вышло-то! Ишь чего намудрил! Жить надо в мире с душою своею, вот и будет благословение от Бога. Я над кем хочешь снова поклянусь в вечной своей привязанности. Некем разве эту Маньку заменить?
— Некем, отец наш, некем! — сказал избранный торопливо. — Если над кем первый раз поклялись, над тем и надобно. Ваша клятва упала в землю, и если теперь спровадить ее на тот свет, клятва ваша перед Богом видна станет, и уже не может Бог слова вашего разбить. Что связано на земле, то связано на небесах. И если клялись неуверенно, или как-то неправедно в сердце своем, клятву лучше повторить! Вы, Матушка, — он поворотился к Ее Величеству с озабоченным видом, — к нам, к Спасителю Вашему… Мы тропиночку-то вам откроем и поможем…
— Зачем тебе Манька, зачем тебе Манька… Вишь, чего умный человек подсказывает?! — прикрикнула ее Величество на мужа. — Вот почему ты не совсем вампир? А потому, что клятва твоя неуверенная, видно, была! Повторить надо. Поди, убедился уже, что правда на нашей стороне, что дружно живем и любовь промеж нас?!
— Да как же не убедится-то? Так ведь противно, видеть не могу, думать не могу! Голова начинает раскалываться! Ну, была когда-то ребром — всю жизнь теперь казниться? Я ей никакого ребра не давал! Ты моя душа! И немногие вампиры могут это понять! Я вот смотрю на них и вижу: не поднимаются так высоко, как мы с тобой, и голос слаб, и мысли приземленные…
— Так-то оно так, — согласилась Ее Величество. — Так ведь нет клятвы нашей на небе. Мое ребро там, а твое? Двое свидетелей должны свидетельствовать или трое, один не свидетель! Грехи на нас ложатся, пока клятвы не доставлены на небо!
— А это при чем? — удивился Его Величество.
— Повезут они на Небо нашу клятву, и Бог за нас с них станет спрашивать, отчего мол ты, Манька, придумала такое, и клятву взяла с собой, как будто ты Бог, чтобы решать за Меня! Вот теперь отвечай за все! И будут отвечать, а мы убелимся.
— Так ведь если мы с тобой души друг друга, за что ей отвечать? Ну, увидел, ну и что? Да пусть делает с ней что хочет, нам-то какое дело? А ей до нас? Ну, полежала маленько, так я каждую неделю лежу — и ничего, живой, здоровый! — Его Величество похлопал себя. — Разве обидел нас Господь?
Избранный и Ее Величество опять переглянулись. Цыганский еврей осуждающе покачал головой.
— Это оттого, что вы, Ваше Величество, вампиром стали по собственной воле! Немощи наши уходят от нас вместе с осужденным. Избранные мы, Помазанники, царями поставил нас Господь… Я в переносном смысле, над невразумленными и над собою. Но волю надо еще Богу предъявить, чтобы половинка к половинке легла и туго ребрами связалась. Проклятые за жизнь цепляются разве? Судьба у них такая, предначертание. Это как два птенца в одном гнезде: дает нам Господь супостата, и тут уж кто кого вытолкнет раньше, тот и выживет. И боремся, а клятвы наши в Царствии Небесном — победа наша!
— Вот и надо нести просвещение! — сказал Его Величество. — Чтобы равно бились. А то иной умный, а на Небо отправляется, а дурак землю топчет! И тошнит от него порой… Пусть бы уж все вампирами стали!
— А если все вампирами станут, кто наши клятвы Нашему Батюшке на Небо доставит? Нет, всем становиться вампирами никак нельзя! — новый сборщик податей осуждающе покачал головой. — И потом, кушать еще хочется, с голоду вымрем! — разоткровенничался он, не сводя глаз с Ее Величества. Да и она с него не сводила, хорош был цыганский еврей. Крепок мышцей. Статен. Пригож. — У нас сразу гемоглобин понижается, потому что кровь наша в землю уходит. Вот вы, наверное, думаете, Ваше Величество, что мы кровь пьем? Нет, это они ее у нас пьют, а мы просто обратно силу себе возвращаем! Потому и проклятые нами, что выкачивают соки из нас. Пьют глазами, не нанося ран, даже мы так не умеем. Вы, только представьте, Ваше Величество, какая зависть-то в них, какое желание встать на место наше, какая изжога мучает, когда думают они о сестре или брате нашем, мечтая сделать его собственностью! Не любить их — святое, быдло — оно и есть быдло.
— Да как же пьют, ведь в муке живут! И мы думаем так же! — расстроился Его Величество. — Что, мало среди нас завистников? Палец подставь, всю руку оттяпают!
— За то и живут! — ответил избранный уверено. — Бог их наказывает, ибо вреда от них больше, чем пользы! И нам наказал не жалеть. Йеся то же самое говорил, только не велел озлобляться, учил понимать, что наказан проклятый за дело. Блаженный он. И относится надо с пониманием. Слово утешительное сказать. Правда наша — и видим мы грех его, и понимаем, и вразумлены. Мы не только думаем, мы делаем!!! Сделали и признали, что сделали. А они не делают, только думают — но ведь и не признают, что сделали бы, а не сделали… Дух силен, плоть же немощна, потому мы дух, а они плоть. Что же мне, спрашивать у плоти, что мне с нею делать? То-то и оно! А потом, что взамен они могут дать за нашего брата или сестру? Вы вот с Ее Величеством все делите поровну, она вам, вы ей — а они разве смогли бы так, ничего-то не имея, ничего-то не умея?