Тайны Конторы. Жизнь и смерть генерала Шебаршина
Шрифт:
А страсти перед воротами посольства продолжали накаляться. Со стороны улицы Хариза подвалили еще люди, но активничать продолжали те самые пятьдесят человек, которых отметил Шебаршин, значит, подвалившее пополнение — обычные пассивные наблюдатели.
Впрочем, если дело дойдет до грабежа, то они мигом станут активными участниками — грабить в Иране любят.
Так было и при шахе, так стало и позже. Хоть бы снег посыпал с небес, что ли: конец декабря — самая подходящая пора для снега, но нет — небо хоть и серое, низкое, по-настоящему зимнее, а снегом не пахнет совсем.
Сегодня —
В большинстве случаев в Тегеране провокаторами выступают проповедники — хатибы, — так было и во времена Грибоедова: хатибы хорошо знают своих подопечных, их настроение и способность быстро звереть, и очень ловко используют это. И если хатибу базарной, допустим, мечети поступит команда бросить всех торговцев на штурм советского посольства, то сделают это в десять минут — оставят свои лавки и понесутся на стены. Остановить их будет невозможно.
Толпа, убившая Грибоедова и казаков, бывших с ним, принеслась с огромной базарной площади — старой как мир, пропахшей пряностями, повидавшей много разных убийств. Мечетей на базарной площади находилось несколько.
Не обошлись без участия хатибов и сегодняшние волнения, это точно, хотя команда им была дана свыше, может быть, с самого революционного верха, из окружения недавно прибывшего из Франции имама.
На глазах у Шебаршина толпа разделилась, из нее вывалились активные крикуны, чернобородые стражи расступились, и крикуны оказались на посольской стене. Со стены попрыгали в сад и, улюлюкая, понеслись к представительскому корпусу, помнившему знаменитую конференцию.
Все! Началось! Надежды на то, что толпа не посмеет атаковать неприкосновенное здание, не оправдались.
Теперь оставалось одно — держаться, терпеть, не реагировать на выпады, потихоньку отступать, уходить за стальные решетки и двери и снова терпеть. Жаль историческую постройку, широкий вход с колоннами, лестницу с широкими каменными ступенями — разнесут ведь! Но делать было нечего.
Толпа с воем пронеслась к главному входу, через несколько мгновений послышался звон разбитых стекол.
Стражи порядка сделали несколько выстрелов в воздух — вроде бы отпугивали налетчиков, но налетчиков эта пустая пальба только подстегивала: они стали крушить исторический зал. Из окон пополз дым — налетчики подожгли бесценные ковры, ножами резали картины, исполосовали экран — от него остались лишь одни лохмотья, разбивали, растаскивали по кускам дорогие двери, превращали в осколки люстры, вазы, старые, столетней давности, высоченные зеркала. В конце концов, от мебели они оставили одни обломки.
Было разбито шестьдесят окон, загажен огромный — до потолка шесть с лишним метров, между прочим, — парадный зал, белый как снег, с крупным изящным камином и большущим зеркалом, украшавшим каминную стену; в обломки был превращен и малый зал — тоже очень торжественный и уютный, украшенный картинами знаменитых русских
На стене здания висели две мемориальные доски, одна на русском языке, другая на фарси, — доски были установлены в честь 1943 года — года Тегеранской конференции.
Доску с русским текстом размолотили в брызги, она была сделана из мрамора, вторую доску также пытались расколотить, обратить в обломки, били по ней молотком, но не одолели. Она была сделана из очень прочного синтетического материала, имитирующего камень — ничем не отличишь от камня природного, — от ударов остались довольно глубокие вмятины, но доска не раскололась, уцелела.
Эта синтетическая доска — единственное напоминание о Тегеранской конференции в посольстве. «Ни на стенах, ни в библиотеке, ни в архивах (поскольку архивы посольствам не положены) нет ни единого упоминания ни о былых событиях, ни об истории самого посольства, ни о послах», которые служили тут ранее. Правильно ли это? «Получается, что все ниоткуда появилось и никуда канет. Во главе всей материальной посольской цивилизации стоят завхоз и наименее приспособленный для дипломатической работы советник…
Позже, когда налетчики убрались с территории посольства, был подсчитан ущерб, нанесенный ими. Урон оказался немалым, и иранской стороне был выставлен счет на шестьсот тысяч долларов. Счет этот подвис — иранцы не оплатили его до сих пор».
Но это все позже, позже. А пока толпа еще крушила здание, улюлюкала, выкрикивала лозунги, где слово «марг» («смерть») было главным. Прорваться на второй этаж налетчики не смогли — дорогу перегородила прочная решетка; тогда они спустились в подвал. Тут налетчиков неожиданно встретили двое — посольский повар с женой, ставшие впоследствии героями — а как же, стояли лицом к лицу с орущей, разгоряченной толпой и не стали прятаться ни в сундуки, ни в холодильники.
Перепугались, конечно, служители общепита смертельно, тем более кто-то пытался угрожать жене повара ножом, но все обошлось.
В подвале находилась и фильмотека, очень хорошая, с доброй сотней фильмов; она была разворована толпой.
Налетчики попытались пробиться и во внутренние помещения посольства, где находились служебные кабинеты сотрудников, стояли сейфы, в которых могли храниться документы — это естественно, — хотя секретные бумаги были уничтожены, ибо от нападавших можно было ожидать всего, но их сдерживали во-первых, решетки, а во-вторых, у налетчиков произошла еще одна неожиданная встреча… В одном из темных коридоров.
Секретарь парторганизации посольства — человек очень неплохой, находчивый — любил шляпы: имел их в своем гардеробе десятка полтора и при каждом удобном случае обязательно покупал новую. Была такая слабость у человека. Над ним подтрунивали, правда, по-доброму. Иногда во время застолья даже тосты произносили, посмеивались, но не более того, поскольку он и специалистом был толковым, и характером обладал уживчивым, и в помощи никогда не отказывал. Ему поручили оборонять, скажем так, один из коридоров, в помощь дали еще двух сотрудников из младшего состава посольства. В общем, получилась этакая боевая группа.