Тайны Космера (сборник)
Шрифт:
— Твои дядя и тетя? — спросил Гаотона. — Дядя Вон, тетя Сол, они тоже упомянуты. Я прочел об этом вот здесь.
— Они вымышленные, — прошептала Шай.
— Но ты все время вспоминаешь их наставления.
Она зажмурилась.
— Подозреваю, — продолжал Гаотона, — что жизнь, полная лжи, заставляет реальность смешиваться с вымыслом. Но если ты поставишь эту печать, то, безусловно, не забудешь все целиком. Как ты скроешь подлог от самой себя?
— О, это будет величайшая подделка. Она должна одурачить даже меня. В печать вписана уверенность в том,
— А если тебе захочется навестить родственников? — поинтересовался Гаотона. — Скажем, разузнать побольше о своем детстве.
— На пластине все есть. Я буду бояться путешествовать. Это правда, в подростковом возрасте я действительно опасалась покидать свою деревню. С этой печатью я буду держаться подальше от городов. Мне будет казаться, что ездить к родственникам слишком опасно. Но все это не важно, я никогда ею не воспользуюсь.
Эта печать покончит с ней. Шай забудет последние двадцать лет, вплоть до момента, когда ей было восемь и она впервые заинтересовалась тем, как стать поддельщицей.
Она превратится в совершенно другого человека. Остальные знаки сущности лишь переписывали часть ее прошлого, но не заставляли забыть, кто она на самом деле. С последней печатью все иначе. Она будет окончательной. Это ужасало.
— Ты проделала огромную работу ради того, чем никогда не воспользуешься, — заметил Гаотона.
— Иногда такова жизнь.
Гаотона покачал головой.
— Меня наняли, чтобы уничтожить картину, — выпалила Шай.
Она сама не до конца понимала, почему это сказала. С Гаотоной нужно быть искренней, иначе ее план не сработает, но о картине можно было и не упоминать. Так?
Гаотона поднял взгляд.
— Шу-Ксен нанял меня уничтожить картину Фравы. Вот почему я сожгла шедевр, вместо того чтобы вынести его из галереи.
— Шу-Ксен? Но… он же автор картины! Зачем ему нанимать тебя, чтобы уничтожить свою работу?
— Потому что он ненавидит империю. Он написал эту картину для любимой женщины. Ее дети преподнесли картину в дар империи. Шу-Ксен уже стар, слеп и почти не может двигаться. Он не хотел уходить в могилу, зная, что одна из его работ служит во славу Империи Роз. Он умолял меня ее сжечь.
Гаотона остолбенел. Он смотрел на Шай так, будто пытался заглянуть к ней в душу. Мог бы этого и не делать, все равно их беседа почти вывернула ее душу наизнанку.
— Мастеров такого уровня подделать сложно, особенно не имея под рукой оригинала. Если вдуматься, вы поймете, что мне было не обойтись без его помощи. Он объяснил мне свои приемы и технику, рассказал, как ее рисовал. Обучил меня работе с кистью.
— Почему ты просто не вернула ему оригинал? — спросил Гаотона.
— Он умирает, — ответила Шай. — Для него нет смысла хранить картину у себя. Он написал ее для любимой. Ее больше нет, и он решил, что не должно быть и картины.
— Бесценное сокровище утрачено из-за глупой гордости.
— Это была его работа!
— Уже нет. Она принадлежала всем, кто ее видел. Зря ты согласилась. Уничтожение такого шедевра нельзя оправдать. — Гаотона помедлил. — И все же я могу понять. Ты поступила по-своему благородно. Твоей целью был Лунный скипетр. Было опасно подставляться ради уничтожения картины.
— В юности Шу-Ксен обучал меня живописи. Я не могла отказать ему в просьбе.
Гаотона не согласился, но, похоже, понял. Ночи, какой же уязвимой она себя чувствовала.
«Это важно, — сказала себе Шай. — И, может быть…»
Но Гаотона так и не вернул ей пластины. Шай этого и не ожидала, пока их соглашение не исполнено. А до его исполнения она наверняка не доживет, если только не сбежит.
Они испытывали последнюю партию новых печатей. Как Шай и предполагала, каждая продержалась по крайней мере минуту. В целом она уже представляла, какой должна быть финальная печать. После шестой печати Гаотона приготовился к следующей.
— Всё, — сказала Шай.
— Всё на сегодня?
— Вообще всё. — Шай убрала последнюю печать.
— Ты закончила? — Гаотона выпрямился на стуле. — Почти на месяц раньше! Это…
— Я не закончила. Впереди самое трудное. Нужно вырезать несколько сотен печатей в миниатюре, объединить их и создать ключевую печать. Пока что я будто смешивала краски и определялась с манерой исполнения. Теперь нужно все сложить воедино. Последний раз у меня ушло на это почти пять месяцев.
— А у тебя всего двадцать четыре дня.
— А у меня всего двадцать четыре дня.
Шай ощутила укол вины. Ей придется сбежать. Скоро. Нельзя ждать окончания работы.
— Тогда не буду мешать.
Гаотона поднялся, опуская рукав.
День восемьдесят пятый
«Да», — подумала Шай, роясь в стопках бумаг, разложенных по всей кровати. На столе не хватало места, поэтому она поплотнее заправила постель и разложила на кровати все свои записи.
«Да, его первой любовью была героиня из сказки». Вот почему… рыжие волосы Куршины… но это уже подсознательно. Он этого не понимал. Глубоко засело.
Как она это пропустила? До завершения работы вовсе не так близко, как ей казалось. И времени совсем нет!
Она добавила новые сведения в печать, над которой работала. В этой печати содержались романтические побуждения и любовный опыт Ашравана. Шай включила все случаи: деликатные, постыдные, знаменательные. Все, что удалось выяснить, и еще немного выдумок, чтобы наполнить душу, но с разумным риском: флирт с женщиной, чье имя Ашраван не сможет вспомнить, праздные фантазии, несостоявшийся роман с женщиной, которой уже нет в живых.