Тайны КремляСталин, Молотов, Берия, Маленков
Шрифт:
Посчитал все эти знаки доблести и геройства честно заслуженными.
Во-вторых, на действия Сталина, а вместе с тем и на его самооценку, не менее сильно могли повлиять и столь же блестящие успехи советской дипломатии. В меньшей степени — вывод из войны без излишних боев и жертв Финляндии, Румынии, Болгарии. В несоизмеримо большей — соглашение поначалу только с Черчиллем, а затем уже и с Рузвельтом о самом важном для СССР. Об обеспечении национальных интересов, национальной безопасности после победы. Представление — чего также нельзя исключать, что достигнутое во время встречи на высшем уровне является его личной заслугой. Наконец, решающим здесь обязательно должно было стать и общее признание его, Сталина, законным членом «большой тройки», наравне с британским премьером и президентом США. Признание тем самым главою одной из трех великих держав мира.
Вместе
Уверенным Сталин мог быть только в тех, кого именно он выдвинул, надежно оградив своим именем, постоянной и неуклонной поддержкой. В «молодых» — Вознесенском, Булганине, Косыгине, которым еще предстояло оправдать доверие вождя. Оправдать безоговорочной поддержкой при всех возможных разногласиях в узком руководстве. В «старых» — Андрееве, Жданове, Микояне, Швернике, уже доказавших, и не раз, верность и преданность лично ему, Сталину. В тех, кто «молодой» или «старый» — безразлично, являлся «управляемым», не желал, да и не мог выдвигать собственные, оригинальные идеи, планы.
Трудно сомневаться в том, что именно эти причины и обусловили прежде всего кадровые перестановки в узком руководстве, приведшие к новому балансу сил. К усилению позиция Сталина. Столь же уверенно можно говорить и о том, что умеренно-консервативный курс, по выражению Кессиди, получил воплощение в результате той кропотливой работы, которую вел Г. Ф. Александров и возглавляемое им УПиА, по выработке и закреплению принципиально новых идеологических ориентиров. По созданию новой оси координат, призванной разделять население СССР не по старому принципу — на сторонников и противников социализма, «белых» и «красных», а на «патриотов» и «космополитов», под которыми, используя непривычный еще эвфемизм, тогда подразумевали националистов. В равной степени и сепаратистов на западных землях, и тех, кто выступал за сохранение прав союзных республик.
Сталин важнейшую, если не единственную конечную цель войны видел в надежном ограждении страны от потенциальной угрозы со стороны милитаристской Германии, которая должна была, по его мнению, сохраниться и после ее разгрома, даже в самом ближайшем, обозримом будущем. Еще в Тегеране уверенно заявлял: «Германия может скоро восстановиться. Для этого ей потребуется всего 15–20 лет. Какие бы запреты мы ни налагали на Германию, немцы будут иметь возможность их обойти… Поэтому Германия снова восстановится и начнет агрессию» [457] . Полагая так, Иосиф Виссарионович основывался на горьком опыте прошлого, а выход искал, прежде всего, в международном признании новых границ с Польшей, в превращении этой страны в надежного и верного союзника. И лишь затем, во вторую очередь, пытался добиться максимальных репараций, которые следовало взыскать с поверженного противника для восстановления народного хозяйства СССР, а также и принятия членами ООН нескольких союзных республик, чьи голоса до некоторой степени обеспечили бы отстаивание советских предложений в создаваемой всемирной организации.
457
Тегеранская конференция… с. 104.
Но именно эти-то вопросы и оказались наиболее сложными, крайне спорными. Уже на предварительной стадии выявили расхождение взглядов Черчилля, Рузвельта — с одной стороны, и Сталина — с другой. И если по второму и третьему вопросам еще можно было надеяться на компромисс, то первый, польский, вернее — признание легитимности люблинского правительства объединенными нациями, грозил стать камнем преткновения на пути достижения согласия. Обещал омрачить и без того уже далеко не безоблачные отношения Москвы с Вашингтоном и Лондоном. Повлиять в худшую сторону на результат обсуждения всего круга проблем, которые предстояло рассмотреть в Крыму.
Еще 30 декабря 1944 года, за месяц до встречи в Ялте, Рузвельт настойчиво рекомендовал Сталину отказаться от безоговорочной поддержки ПКНО и Осубки-Моравского. «Я всегда считал, — писал американский президент, — что г-н Миколайчик, как я убежден, искренне стремится к решению всех вопросов, остающихся не решенными между Советским Союзом и Польшей, является единственным польским деятелем на примете, который, кажется, может обеспечить подлинное решение трудного и опасного польского вопроса». Не скрывал своей заинтересованности в том же и Черчилль. Более того, готов был в любую минуту оказать на Сталина необходимое давление вместе с Рузвельтом. Сообщил тому 31 декабря: «Мы, конечно, направим послание в поддержку Вашего как только вы скажете, что это будет полезным» [458] .
458
Секретная переписка… с. 722.
Ко всему прочему, в январе 1945 года, обозначилась и еще одна спорная проблема — положение, складывавшееся в Иране. Там СССР пытался добиться от шахского правительства всего лишь того, что давным-давно имела Великобритания. Права на разведку и концессию на разработку, в случае открытия, месторождений нефти в северных провинциях, в Иранском Азербайджане. Но такое, вполне естественное в международной практике, стремление неожиданно натолкнулось на категорическое возражение союзников. Черчилль предложил Рузвельту занять непримиримую позицию, ни в коем случае не подавая Москве даже надежды на возможность экономически закрепиться в Иранском Азербайджане. «Мы не хотим, — объяснял он президенту свою позицию, — чтобы русские могли потом заявить, что их своевременно не предупреждали о том, насколько серьезно мы относимся к этому вопросу». Столь же решительно выступал и госдепартамент. В своем меморандуме, адресованном Рузвельту и основанном на высказываниях посла Ирана в США, так формулировал оценку ситуации: «русские… действуют таким образом, что в скором времени окажутся невозможными любые административные акции иранских властей» [459] . Однако тогда совместный демарш Великобритании и США все же не последовал. Его, во имя достижения иных, более важных целей, отсрочили до конца года.
459
Там же, с. 732.
Повестка дня, которую приняли главы трех великих держав для Ялтинской встречи 4 февраля, несмотря ни на что оказалась приемлемой им всем. Ограничилась самым неотложным: судьбой Германии, польским вопросом, уставом ООН. Предопределило же возможность достижения либо согласия, либо компромисса не только желание продемонстрировать всему миру сохраняющееся единство, но и иное. Весьма сильное желание Рузвельта вовлечь Советский Союз в войну с Японией. Небезосновательные опасения президента 4-миллионной японской армии, находившейся на островах, что, безусловно, могло привести к огромным потерям американцев при высадке.
Договоренность об участии СССР в войне на Тихом океане Рузвельту удалось достичь 8 февраля, на сепаратной встрече со Сталиным, пообещав тому получить от Чан Кайши признание независимости Внешней Монголии (Монгольской народной республики), передачу Советскому Союзу в аренду Порт-Артура для военно-морской базы, восстановления прав на КВЖД и ЮМЖД. Кроме того, президент гарантировал возвращение СССР Курильских островов и южной части Сахалина. В свою очередь, советская сторона помимо участия в вооруженных действиях против Японии, обязалась заключить с Китаем договор о дружбе и союзе, признав его суверенитет над Маньчжурией [460] .
460
Крымская конференция. М., 1979, с. 139–143.