Тайны московских монастырей
Шрифт:
И все же кем был святитель Алексей для Москвы, для москвичей «в родех и в родех»? На иконе Дионисия «Алексей митрополит с житием» есть три клейма – чудо об умершем младенце. Действие происходит в Чудовом монастыре. Посередине, у высокой двухъярусной звонницы, родители оплакивают умершее дитя. Слева Алексей, выступивший из собора Чуда, протягивает руку к окутанному погребальными пеленами младенцу. Справа мать воскрешенного ребенка передает священнику церкви «во имя Алексея» икону с его изображением. Изображением великого московского святителя.
Икона Дионисия поступила в Третьяковскую галерею сразу по окончании Великой Отечественной войны – из Кремля.
Зачатьевский монастырь
Несмотря на перенос обители – первоначального Алексеевского монастыря в Кремль,
В сторону Москвы-реки тянулись одни из лучших в округе, так называемые Самсоновские поемные луга, составлявшие собственность великих князей. Они граничили с селом Семчинским, косилось на них сено для царских конюшен и ставилось в стога, откуда пошло название улицы – Остоженка. Село впервые упоминается еще в духовной грамоте Ивана Калиты. Примерно посередине современной нам улицы находилась Конюшенная слобода – отсюда название Староконюшенного переулка, а в конце ее, у Крымского моста, слобода Стадная, где жили «стадные конюхи». Кропоткинский переулок в свое время назывался Стадной улицей.
Все эти земли при Иване Грозном отошли в опричнину, а вскоре после смерти царя, в 1584 году, царь Федор Иоаннович восстанавливает на старом месте монастырь – Зачатьевский, как моление царственной четы о разрешении бесплодия, угрожавшего Ирине Годуновой отлучением от мужа и постригом.
Как известно, моление привело к рождению царевны Феодосьи, вскоре, однако, скончавшейся. Между тем в 1614 году монастырь горел, в 1623-м был восстановлен. Немалые вклады делают в него царь Алексей Михайлович и его первая супруга Марья Ильинична Милославская, в том числе знаменитый напрестольный крест с жемчугами. До наших дней сохранились отдельные монастырские постройки XVII–XIX веков, в которых размещалась, в частности, пользовавшаяся доброй славой монастырская больница, имевшую отдельную церковь и священника. Им перед Октябрьским переворотом был Константин Александрович Веселовский. Кроме него монастырь имел еще двух священников и трех дьяконов. Больница Зачатьевского монастыря принимала неизлечимых больных.
Несклонный к поэтическим сравнениям историк Москвы И. М. Снегирев отозвался о Зачатьевском монастыре – «тихая обитель». Здесь был действительно один из самых тихих и зеленых уголков древней столицы. Монастырский сад словно сливался с густыми соседними садами, прячась от проезжей Остоженки за громадой старых деревьев в тургеневском саду. Мать писателя не случайно выбрала для жизни именно эту городскую усадьбу, просторную, окруженную множеством служебных построек, примыкавшую к монастырским владениям и пронизанную колокольным звоном монастырской звонницы с на редкость удачным, по отзыву московских меломанов, подбором колоколов. Особенно больших среди них не было, зато меньшие по размерам отличались редкой чистотой звука. В семье великого актера Михаила Щепкина, постоянно бывавшего у Тургенева в начале 1850-х годов – в театре одна за другой с огромным успехом шли пьесы начинающего драматурга, – сохранились рассказы прадеда, как с первым ударом монастырского колокола Иван Сергеевич словно замирал, приоткрывал окно, несмотря на любую погоду, и с видимым наслаждениям вслушивался в начинающийся перезвон. «Для меня это голос Москвы», – отозвался он когда-то. И потом объяснил: потому что негромкий, неторопливый, мягкий, точнее не скажешь – задушевный. Обычно звонил звонарь – сухонький, седенький, с удивительно большими узловатыми руками. А помогала ему высокая костистая, никогда не раскрывавшая рта послушница. Говорили, будто его то ли дочь, то ли какая-то родня. Когда звонарь как-то «заслаб» с веревками в руках, она на руках снесла его «со звона» и отнесла к настоятельнице.
После того как Тургенев расстался с остоженским домом, он в конце концов перешел к Управлению московских детских приютов, в тургеневских комнатах поселился известный детский врач, а по линии улицы был построен высокий узкий каменный дом – для хранения пожертвований в пользу приютов. В нем же проходили аукционы по распродаже пожертвований – все с помощью и при участии монахинь Зачатьевского монастыря.
Непосредственно перед революцией в доме жил и имел мастерскую Владимир Татлин. Здесь же работали с ним его ученики и устраивались персональные выставки мастера.
В советские годы вся эта территория входила в одну из московских заповедных зон. Кардинальные перестройки в ней были запрещены, а сносы требовали согласования с правительством Российской Федерации. Первыми эти ограничения нарушили Рыжков и Руцкой, начавшие сносить историческую застройку остоженских переулков для сооружения собственных резиденций. Но самый большой ущерб Москве принесла здесь широкомасштабная коммерческая застройка Галины Вишневской с огромными домами и помещением для собственного центра. Ограничить амбиции бывшей оперной дивы москвичи не смогли. Кстати была захвачена и часть территории кладбища Зачатьевского монастыря.
Сегодня монастырь восстанавливается, но буквально с фундамента – раскопки позволили проявить только подклетную часть соборного храма. Проект наземной части собора еще подлежит сочинению и обсуждению. На первых порах предполагается совместить богослужебные функции с музейными – именно музей результатов раскопок предполагается разместить в подклете как единственное вещественное упоминание о стертой с лица земли истории.
Симонов монастырь
Всего же паче убогих не забывайте, но елико могуще по силе кормите, и придавайте сироте, и вдовицю оправдите сами, а не давайте, а не вдавайте сильным погубить человека.
Ни права, ни крива не убивайте, не довелевайте убити его, еще будеть повинен смерти; а душа не погубляйте никакояже хрестьяны.
Речь молвяче, и лиху в добру, не кленитися богом.
Паче всего гордости не имейте в сердце и в уме, но рцедо: смертни есмы, днесь живи, а заутра в гробе; се все, что ны еси вдал, не наше, но твое, поручил, ны еси на мало дний; и в земли не хороните, то ны есть великъ грехъ.
Сторожи Москвы – сколько веков их образ воплощался в Симоновом монастыре, могучем, высоко поднятом над излучиной Москвы-реки, обращенном к самой опасной для столицы стороне света – югу и южным степям. Не случайно именно он сразу после Октябрьского переворота был превращен в Музей древнерусского военного, гражданского и церковного зодчества. Здесь их единение ради интересов государства, ради защиты москвичей представлялось наиболее наглядным и выразительным. Даже в могучем оборонном ожерелье города он был самым важным, а вокруг самый восточный – Спас-Андроньев монастырь, на левом берегу Москвы-реки, Новоспасский и Симонов, на правом – Данилов, далее от реки обращенный к степным дорогам Донской и самый западный – Новодевичий.
Три крутых берега реки, а с четвертой стороны непроходимое, «гиблое», по выражению наших предков, ныне полностью высохшее Сукино болото. Поблизости заложил свою обитель родной племянник и воспитанник Сергия Радонежского, сын его брата Стефана, Иван – в монашестве Федор.
На тринадцатом году отец привел сына в пустынь Сергия Радонежского и благословил на пострижение. Достигнув священства, Федор просил разрешения на основание отдельного общежительного монастыря. Сергий поддержал племянника, несмотря на молодой его возраст. Это был 1370 год, а спустя девять лет в судьбу обители вмешался великий князь Дмитрий Иванович, будущий Донской. В 1379 году по его подсказке и просьбе, вызванной стратегическими соображениями, обитель была перенесена на полверсты в сторону. Старое же ее место поныне отмечает церковь Рождества Богородицы в Старом Симонове, где покоится прах посланных Сергием Радонежским на Куликовскую битву монахов Осляби и Пересвета.
Федор приобрел исключительное доверие великого князя, который назначил его своим духовником, часто посещал обитель, часами беседовал с настоятелем. В Симоновом монастыре останавливался в каждый свой приезд в Москву и Сергий Радонежский, считая его «отраслью» будущей Троице-Сергиевой лавры.
Назначение архиепископом Ростовским не слишком обрадовало святого Федора. Прожил он в Ростове недолго, скончался в 1394 году. Памятью о нем остались основанный архиепископом женский монастырь в честь Рождества Богородицы и, как принято считать, им же самим написанная икона Богородицы, ставшая местной святыней. Мощи святого сохранялись под спудом в ростовском Успенском соборе.