Тайны Парижа. Том 1

дю Террайль Понсон

Полковник замолчал и взглянул на своих гостей. Они сидели неподвижно, и трудно было бы угадать, который из них адвокат, дезертир и сделавший подлог.

— Как видите, господа, — продолжал полковник, — я знаю вас всех, знаю даже более и имею доказательства вашей виновности. Будучи незнакомы между собою, вы принадлежите к одному и тому же обществу, ваши страсти таинственно направлены к одной цели, общий интерес соединяет вас, и вы все почти с равным искусством владеете шпагой.

Шестеро гостей полковника с любопытством взглянули друг на друга.

— Теперь, — продолжал полковник, — я расскажу вам о себе. Моя история коротка. Я был полковником в 1815 году. Реставрация заставила меня вернуться к жизни частного человека. В течение пятнадцати лет я обдумывал план организовать общество сильных людей, которые бы ни перед чем не останавливались, общество тайное, никому неизвестное, грозное. Члены его должны совмещать в себе обязанности судей с правами палача, и интересы личности должны в нем подчиняться общим интересам, а общие интересы быть направлены к интересам каждого отдельного члена. Это общество должно оправдать собою басню о пучке копий, которые трудно переломить, пока они связаны, и которые легко ломаются, когда они разделены. Один романист написал повесть под заглавием «Тринадцать». Я хочу из области фантазии перенести ее в действительную жизнь. Я хочу, господа, обосновать фран-масонское общество «Друзья шпаги». Человек, стоящий на дороге, убивается честно на дуэли с целью смертью одного дать счастье нескольким людям. Я мог бы, господа, подробнее познакомить вас со своею программой, но пока считаю это бесполезным, так как общество еще не организовано, а вы друг с другом незнакомы, а потому свободны принять обязательства или отказаться от них. Но я должен предупредить вас о той опасности, какой подвергается каждый из вас. Одного ожидает каторга; другому грозит потеря чести; третий должен быть расстрелян; четвертый не заплатит своего карточного долга; пятый не будет мочь носить украденное им имя. Только один из вас может считать себя чистым, но и его снедает роковая страсть, и он дал мне слово пустить себе пулю в лоб в тот день, когда откажется от участия в нашем обществе. Теперь вы видите, что я держу вас всех в своих руках.

Торжествующая улыбка мелькнула на губах полковника, между тем как гости его содрогнулись.

— Теперь, — сказал он, — если кто-нибудь из вас не желает принадлежать к нашему обществу, то может удалиться.

Прошло несколько минут страшного колебания. Эти люди, совершившие преступление или терзаемые страстью, сразу поняли всю глубину ожидавшей их пропасти. Но никто не двинулся с места.

— Я знал уже, — прошептал полковник, — что вы все принадлежите мне так же, как и я принадлежу вам.

Затем, взглянув на каминные часы, он сказал:

— Я даю вам еще пять минут на размышление.

Пять минут пролетели среди подавляющего, мрачного молчания в обитой гранатовым бархатом комнате; можно было различить отчетливо, как у присутствовавших бьется пульс и равномерно тикают часы.

Гонтран де Ласи, как честный человек, долго колебался, но воспоминание о Леоне преследовало его; он верил, что Леона полюбит его, и эта роковая надежда повелевала ему оставаться здесь. Притом по выходу отсюда ему предстояло умереть, а жизнь, увенчанная ореолом молодости и любви, так привязывает к себе!

Пять минут прошли, однако никто и не думал покинуть своего кресла.

— Ну, теперь я вижу, — сказал полковник, — что наше общество организовано; долой маски! Товарищи, мы можем теперь познакомиться, потому что мы связаны друг с другом. Долой маски!

Голос этого человека звучал повелительно. Ему повиновались. Маски упали, и все шестеро «Друзей шпаги» с изумлением оглядывали друг друга.

IV

Лица, снявшие маски, из которых пятеро еще не знакомы нашим читателям, заслуживают того, чтобы им были посвящены несколько строк. Первому было лет около тридцати; он был высокого роста, смугл, с густыми черными усами и мужественно красив; широкий шрам на лбу свидетельствовал о том, что он видал врага лицом к лицу. Нетрудно догадаться, что он-то и есть дезертировавший адъютант. Звали его Гектором Лембленом. Это был славный офицер, обязанный капитанским чином собственным заслугам, а не своему происхождению, потому что он был сыном незначительного руанского негоцианта. Второй был еще совершенно юный, белокурый, тщедушный юноша, с лицом, носившим отпечаток беспутной жизни, звали его виконт Ронневил. Это был несчастный игрок. Третий — адвокат — был лет двадцати девяти, с истомленным от труда и честолюбия лицом, с тонкими насмешливыми губами, с горящими и бегающими глазами; он носил чужое имя. В свете его звали Эммануэль Флар-Монгори.

Последний отпрыск славного рода Флар-Монгори усыновил молодого Эммануэля и впоследствии должен был оставить ему все свое состояние; но старый дворянин, насквозь пропитанный родовыми предрассудками, был готов отдать все, исключая своего имени; хотя он и передавал состояние своему приемному сыну, но все же не собирался передать ему на законном основании своего имени. Однако Эммануэль выдавал себя за Флара де Монгори, а старик, по свойственной ему слабости, допускал это. Но в один прекрасный день маркиз мог умереть, и тогда его племянник барон де Флар-Рювиньи на законном основании мог приказать наследнику по завещанию покойного, человеку, вращающемуся в свете, снова носить имя Шаламбеля. Можно было предположить, однако, что если бездетный господин де Флар-Рювиньи умрет раньше маркиза, то последний усыновит Эммануэля.

Четвертый, барон Мор-Дье, последний отпрыск вандейской фамилии, был закадычным другом Гонтрана де Ласи. Барон наделал долгов на сто тысяч экю, и бабушка лишила его наследства, которое отдала одному из своих племянников, капитану африканской кавалерии, и только в случае смерти капитана г-жа Мор-Дье могла бы изменить свое решение и вернуть барону то, что ему принадлежало по праву. Наконец, пятый, некогда учинивший подлог, человек лет тридцати пяти, представлял тип парижского прожигателя жизни. Бурная жизнь покрыла его лоб морщинами; горькая улыбка, блуждавшая на его губах, свидетельствовала о степени его разочарования и о том, что его общественная жизнь состояла из ряда предосудительных поступков, которые умный человек должен тщательно скрывать. В свете и полусвете Оперы его называли маленьким шевалье. Он был одним из тех людей, жизнью которых управляет слепой случай и которые, сообразно с обстоятельствами, то обладают всевозможными добродетелями, то способны на всякие преступления. Он шел прямо к цели, никогда не отступал, и полковник, знавший его, наметил его своим преемником в организованном им обществе.

Шевалье д'Асти был высокого роста и отличался необыкновенной силой и ловкостью во всех телесных упражнениях; бледное, как у всех прожигателей жизни, лицо его, мужественно прекрасное и выразительное, неотразимо действовало на воображение женщин. Он любил противоречить, был проницателен и осмеивал все и вся на свете. Он был опасен, как Мефистофель, и прекрасен, как Алкивиад. Шевалье еще не разорился, хотя заранее уже спустил несколько наследств, которые должны были впоследствии перейти к нему. На его рассеянную, беспутную жизнь не хватало двадцати тысяч ливров годового дохода, и его дядя отказал ему в руке его кузины, мадемуазель де Пон, потому что барон де Пон желал иметь зятя, обладающего, по крайней мере, миллионным состоянием. Шестеро гостей полковника знали друг друга по именам, а некоторые были знакомы между собой и лично, но он один знал подробно темное прошлое каждого из них. Представив их друг другу, полковник взял лист бумаги и сказал:

— Позвольте мне теперь, господа, прочитать вам устав нашего общества. В нем заключаются четыре параграфа.

Шестеро товарищей по шпаге, прежде чем подписаться под уставом, внимательно выслушали речь своего главы.

— Параграф первый, — начал полковник. — «Общество состоит из семи членов и называется обществом „Друзей шпаги“.

Параграф второй: члены общества «Друзей шпаги» должны сплотиться и отрешиться от всех личных привязанностей ради интересов общества.

Параграф третий: один только председатель этого союза вправе отдавать приказания, и это я — полковник Леон, основатель общества.

Параграф четвертый и последний: каждый член, который когда-либо захотел бы выйти из состава общества, должен будет драться на дуэли поочередно со всеми остальными шестью членами. Хотя шпага должна быть единственным оружием союзников, они все же будут носить кинжал и при случае пускать его в ход, как орудие защиты и нападения, а если потребуют обстоятельства, то они могут прибегать и к пистолету.

Полковник умолк и обвел взглядом присутствовавших.

— Подпишитесь, господа, — предложил он.