Тайны парижских манекенщиц (сборник)
Шрифт:
Одним из самых своеобразных «номеров» в наших бродячих кабинах была так называемая Дитя-баронесса. Она действительно была баронессой и упивалась своим происхождением. Доходили слухи, что ее называли Пепе или Бебе. Поскольку Бебе означает дитя, она автоматически получила прозвище Дитя-баронесса, что ей отнюдь не нравилось.
Я ни разу не встречалась с ней до путешествия в Бразилию, она лишь единожды попала в нашу группу. Слава Богу, с тех пор я никогда ее не видела. Никто не знал, откуда она появилась, но эта баронесса всегда стремилась быть в центре внимания. Дама постоянно хворала и в деталях рассказывала о состоянии своего здоровья любому, кто хотел или не хотел ее слушать. Говорила она всегда громким голосом, а потому каждый знал о ее болезнях.
Однажды в разгар показа в Рио она шла перед сотнями зрителей и вдруг заметила среди присутствующих знакомое лицо. Она с подиума наклонилась над столиком, чтобы пожать друзьям руки. Я еще никогда
К счастью, такие феномены очень редки в моде и долго не задерживаются, так как в нашей работе удовольствием и не пахнет. Некоторые поездки оборачивались настоящим кошмаром, когда сразу после освобождения транспорт страны еще не вернулся к гражданскому ритму. Вернее, становились бы настоящим кошмаром, не обращай мы все злоключения в шутку.
Так случилось с нашим десантом в Лиссабон, организованным Синдикатом Высокой моды по договоренности с Министерством информации и под стягами французской пропаганды. Несколько манекенщиц, директоров домов моды и артистов, в том числе певец Жамблан, автор песни «Из-за этого она – моя подружка». Его странный мягкий голос и легкая философия вскоре оказались для нас драгоценным допингом.
Нам выделили войсковой транспортный самолет с двумя рядами железных скамеек, которые тянулись вдоль всего салона и были разделены центральным проходом, вроде вагона для перевозки скота, но намного хуже! На нем нас должны были доставить в Лиссабон. Кстати, а где предполагается промежуточная посадка?
– В Оране, – с вежливой улыбкой ответил пилот.
– В Оране, – завопил хор темно– и светловолосых красавиц.
– Да, нам надо доставить в Оран несколько срочных посланий… Кстати, там и переночуем.
В воздухе повисло молчание, потом со всех сторон посыпались шутки: «Вы не против небольшого крюка через Тимбукту?.. А мне хотелось бы расцеловать бабушку в Сингапуре». Гостиницей в тот вечер оказалась вшивая казарма военной авиабазы в Оране: грязные умывальные, ржавые краны, простыни, конечно, выстиранные, но неисправимо грязные. Мы, плача от смеха, застилали нары, а путешествующие с нами мужчины, оказавшись в одном помещении, вдруг вспомнили свои двадцать лет и с мальчишеским жаром устроили войну в подушки. Их комната заполнилась легкими перьями и вскоре походила на заснеженные склоны Атласских гор [279] . Потом нас отправили в столовую, где галантный капитан, испытывая явное смущение, угостил нас отварной фасолью, плавающей в жирной воде, из цинкового котелка.
279
Горы на севере Африки в Марокко.
Не стоит добавлять, что мы спали одетыми – в чулках, манто и обернув головы шарфами, чтобы избежать любого соприкосновения с бельем. У меня, к счастью, оказалась пелерина с капюшоном, в которую я закуталась с головы до ног. То была единственная ночь в моей жизни, когда я проснулась в том же положении, что и заснула.
Раз мы говорим все, добавлю, что в бараках отсутствовали элементарные удобства, в том числе и туалеты. Поэтому вечером мы выходили по трое, чтобы не было так страшно и не заблудиться на аэродроме, где гулял сильный ветер и за кустами сверкали глаза сенегальских стрелков, которых крайне возбудил прилет нашей группы. Для утреннего туалета нам принесли чаны с водой, откуда мы черпали воду ведрами и поливали друг друга. Кажется, что после этой странной ночи и обливания одеколоном – как делал Людовик XIV, если верить Сен-Симону [280] ,– мы вряд ли могли по прибытии в Лиссабон выглядеть сливками французской моды. И все же фотографы осыпали нас вспышками. Потом нас отвели в таможенное помещение, где продержали… три часа! Сыграв несколько партий в белот [281] среди погруженных в сон тел, мы узнали истину: не хватало одной бумажки, чтобы освободить платья коллекции, а португальцы, напрочь лишенные юмора, всерьез рассматривали возможность отправить нас в крепость, пока пресловутый документ не доставят из Парижа. К счастью, господин Горен, виртуозный организатор нашего турне, сумел утрясти недоразумение, не поднимая лишней тревоги, но потратил на переговоры несколько часов.
280
С е н-С и м о н, Анри (1760–1825) – известный социальный реформатор, основатель школы утопического социализма. Главные произведения: «Письма женевского обитателя к современникам» (1802), «Катехизис промышленников» (1823), «Новое христианство» (1825).
281
Карточная игра.
Такое же отсутствие комфорта и цыганские скитания мне пришлось испытать и во время второго путешествия после освобождения – в Данию, где к нашей группе из семи манекенщиц присоединились звезды театра и кино (Мадлен Рено, Жан-Луи Барро, Рене Леба [282] , Жермена Роже [283] и прочие).
На этот раз нам по-царски выделили старенький «юнкерс» без кресел, но с маленькими круглыми табуретами, привинченными к полу. Как в трамваях Монако, на каких я каталась в счастливые дни раннего детства. Людей было больше, чем незамысловатых сидений для парашютистов. Повсюду громоздились чемоданы, набитые моделями и костюмами актеров, певцов и танцоров. Все это напоминало внутренность шарабанов, которые тянули быки по Дальнему Западу. Обойдусь без деталей: Жан-Луи Барро восседал на корзине, остальные, величины не меньшие, сидели на полу. Самолет трясла гроза, она длилась четыре часа двадцать минут и подбрасывала пассажиров к потолку при воздушных ямах глубиной триста метров. Кажется, лишь трое или четверо не страдали воздушной болезнью, а остальные позеленевшие пассажиры теряли, к счастью, поочередно большую часть своего достоинства (я пока не знаю, что такое воздушная болезнь… и постукиваю по деревяшке, вовсе не желая познать однажды ее последствия. Мне хватило зрелища).
282
Л е б а, Рене (1917–2009) – французская эстрадная певица, знаменитая в 1940-е г.
283
Р о ж е, Жермена (наст. имя Жермена Виктория Каликст Буске) (1910–1975) – французская киноактриса, известная в 1930-е гг. – Прим. А. Васильева.
Прекрасный спектакль для фотографов, которые ждали нас на аэродроме Копенгагена! Жаль, что они не сделали цветных снимков: великолепная коллекция искаженных лиц от бледно-желтого до землисто-серого, хотя кое-кто сиял белизной, словно после стирки с персилом. Я, хотя и не выглядела слишком бледной, все же сумела выделиться: у одной из моих туфель отклеилась подошва, и мне пришлось надеть очаровательную пару новеньких тапочек из черного муслина. С ними необычно гармонировала накидка из шотландской шерсти… под проливным дождем. На следующий день журналисты посвятили целые колонки моей оригинальной манере одеваться. «Очень мило приехать в Данию для запуска такой моды! – писали они на полном серьезе. – Она, несомненно, не приживется у нас, но француженке позволено все!» Что не помешало нам добиться оглушительного успеха.
Именно тогда со мной приключилось милое, но двусмысленное происшествие. Я должна была жить вместе со своей подругой Луизой от Фата, а поскольку в 1945 году война оставила повсюду следы разрушений, нас разместили на частной квартире. Такси доставило нас к жалкого вида двери черного непрезентабельного здания. Несомненно, мы ошиблись адресом. Луиза осталась в такси, а я отправилась на разведку. Ошибки не было. На третьем этаже элегантный мужчина распахнул передо мной дверь очаровательной квартиры, куда вскоре поднялась Луиза. Хозяин, человек лет тридцати пяти с ласковыми голубыми глазами за стеклами очков без оправы и нежным лицом, казался крайне робким и краснел, обращаясь к нам на прекрасном французском языке.
Неужели нас разместили у холостяка? Когда он на минуту отлучился, мы переглянулись с немым вопросом, крутившимся в наших головах. Вскоре хозяин вернулся и угостил нас чудесным чаем с пирожными и поджаренными хлебцами. То и дело отбрасывая прядь шатеновых и слегка волнистых волос, падающих на лоб, он сообщил, что владеет одним из крупнейших домов моды Копенгагена и живет здесь вместе с лучшим другом. Успокоенный взгляд Луизы стал бы еще нежнее, знай мы заранее, какое чудесное пребывание организуют нам эти два истинных джентльмена, водя нас по лучшим ресторанам, знакомя с обществом и городом, который они ценили как настоящие художники.
Нам пришлось опуститься на землю в конце этого идиллического пребывания и задуматься о проблемах обратного пути, поскольку вновь оказались в стареньком «юнкерсе». Ситуация невероятно обострилась. Зная, что французы живут в строгих условиях распределения продуктов питания, обходительные датские друзья завалили нас подарками.
Каждый принес огромную коробку, полную сгущенки или порошкового молока, яиц, паштетов, печенья… Все это следовало разместить в салоне в дополнение к имеющемуся грузу. Самолет, разбежавшись по полосе, остановился, и один из пилотов попросил нас придвинуться к кабине пилота, чтобы уравновесить летательный аппарат. Иначе мы не могли взлететь. Столь неудачный старт ослабил нашу веру в исход полета.