Тайны подмосковных лесов
Шрифт:
– Ты полагаешь, Катя, что все это так просто? А тебе не кажется, что со мной лучше так не поступать?
– Вы можете меня убить, изнасиловать, - нахмурилась Катя.
– Но я вас не люблю и никогда не полюблю. Хотите, перестреляйте нас всех, пожгите, вы и так много постарались для нашей семьи. Но вашей я никогда не буду!
Катя встала с места и решительно пошла к выходу. Ненависть пересилила в ней страх. Этот человек сломал жизнь её родителям, именно он стал причиной смерти её матери, теперь она знала это точно. Откровенность Ворона не сыграла ему на руку - тут он дал маху. Катя четко разделила в его рассказе правду от лжи и возненавидела его ещё больше. За внешним лоском, золочеными очками, сединой, европейским костюмом прятался, да и не очень-то прятался, лютый зверь,
К Ворону угодливо подбежал бритоголовый Костя. Ворон только досадливо махнул рукой - пусть, мол, идет. Костя ушел, а Ворон сидел, задумавшись и курил. Досада разбирала его. Зачем он ей все рассказал? Он остался в дураках со своей откровенностью, надо было только силой, с такими иначе нельзя...
Его обокрали, обобрали, отобрали у него то, что ему нужно больше всего. У него был дом, несколько машин, деньги, связи, он был пресыщен всем. Он за два с половиной года объездил всю Европу, был в США и Южной Америке, в Мельбурне и Сан-Сити, он, забыв обо всем на свете, наслаждался этой жизнью, пил её, не отрываясь, он хотел вознаградить себя за свою прежнюю, полную опасностей и тревог, жизнь, за серое бедное детство, за совковую мораль, которую ему усердно прививали, он ненавидел Россию и презирал её, ему ничего не было здесь нужно - ни могила матери, ни ностальгические воспоминания. Ему здесь нужна была только о н а - Катя, о н а - с её черными пушистыми волосами, слегка раскосыми, как у матери, карими глазами, с её стройностью, её точеными ногами, её своеобразной - резкой, но такой привлекательной манерой разговаривать. Как бы они тогда зажили, если бы она была с ним! С той поры, когда Ворон познакомился с Катей, у него больше не было постоянной женщины, любая женщина раздражала его, потому что это была не о н а. Он удовлетворял свою похоть в притонах и борделях всего мира, он спал только с публичными женщинами, которым платил за их услуги деньги. А место в его сердце было занято.
Покатавшись по всему миру, Ворон решил осесть где-нибудь. Экзотические страны не манили его - там все было чужое, слишком уж отличавшееся от его понимания жизни. Штаты ему тоже не понравились, больно уж много соплеменников он встречал в Нью-Йорке, а такие встречи раздражали его. Для своего проживания он выбрал Прагу и купил там в пригороде замечательный уютный дом, привел там все в тот порядок, которого желал и готовился к встрече Кати. Каждая мелочь в этом доме была продумана им и, обустраивая дом, он думал постоянно лишь об одном - понравится ли ей? Дом был очень уютный, в нем было все, что нужно для достойной жизни - сауна, бассейн, зимний сад, камины, тренажерный зал, перед домом он разбил цветник и с помощью консультантов сам сажал там цветы. Он постоянно надеялся. И что теперь? Для чего он все это делал?
Сидя в своем доме под Прагой, глядя на красные и желтые, им самим посаженные, цветы, он мечтал, что Катя родит ему сына, что он сделает из этого чудесного сына супермена, человека, которому будет все позволено в этом мире, что этот умный и красивый сын будет учиться в лучшей школе, затем - в Оксфорде или Кембридже, что он будет говорить на нескольких языках и станет гражданином мира, а не немытой России, в которой всегда будет грязно и гнусно, и с каждым годом все грязнее и гнуснее. Этот сын унаследует красоту матери и силу и смелость отца. А если бы родилась дочь, то тоже хорошо. Она была бы копией Маши и Кати, она была бы красивейшей девушкой на свете, и не было бы такой вещи в мире, которую он не мог бы ей купить, просто так, ради её прихоти. Он бы выдал её замуж за банкира, за сенатора, за министра...
Это не были мечты идиота. Все это было вполне решаемо и доступно, он мог все это осуществить. Но... как все оказалось просто - "нет", и все... И он находился в растерянности, он понял, как зыбки были его надежды.
У Ворона были и помимо этого кое-какие дела в Москве, он был деловым человеком, наладил прежние связи и контролировал торговые точки в Праге, Варшаве и даже в Москве через старую подругу Эллочку Жарковскую. Деньги текли
Хряка Ворон уважал и слегка опасался. Он был честен, это не такое уж частое качество в их среде, на него можно было положиться в любую минуту. Хряк делал все, как положено по их неписанному закону. К тому же Хряк не знал слова "страх". Ворон ещё мог понять, что Хряк застрелил Помидора сообщника по налетам на сбербанки, но вот зачем он убил Николашу, это до него никак не доходило. Вообще, Хряк не был человеком, способным на мокруху, и порой ему казалось, что все это провокация. Но Ворону некогда было разбираться в мотивах поведения Хряка, он дал команду своим людям найти и уничтожить его. Он вообще жалел, что не прикончил Хряка и Помидора тогда, в девяносто третьем - просто не хватило времени, надо было спасать свою шкуру. Гибель Варнака при более, чем странных обстоятельствах поразила его и заставила ускорить отъезд. Теперь же Хряк был единственным оставшимся в живых и самым опасным свидетелем его подвигов, и его надо было убирать. Да и за историю с Катей Ворон таил на него злобу, и если бы не внезапное появление Варнака, он бы прикончил его прямо тогда, в его же доме.
Когда люди Ворона обнаружили Хряка в Ялте, от него поступил приказ уничтожить. Немедленно.
Но Хряк оказался крепким орешком. Поступила странная информация из Ялты - Хряк, убив одного из киллеров, отвез другого в больницу, а через час был арестован. То, что второй киллер скончался в больнице, дела не меняло, факт, что Хряк повез человека, покушавшегося на его жизнь, в больницу, желая спасти жизнь ему! Это озадачивало Ворона. Чужое благородство вообще его всегда поражало, он не понимал смысла сделанного.
Жизни Ворона теперь Хряк не угрожал. Но зато теперь он мог порассказать о подвигах Ворона. При этом Ворон ещё не знал, что следствие вышло на след предполагаемого убийцы инспектора ГАИ и предполагаемых грабителей сбербанков. Если бы он знал это, видимо, меньше уделял бы внимания своим любовным переживаниям. И тем не менее, Ворона беспокоило пребывание Хряка в тюрьме. Мало ли что? Если он начал чудить на воле, то почему бы ему не развязать язык в тюрьме? Как досадно, что эти недоумки не смогли убить его в Ялте, тогда бы все концы в воду... Не было бы ни одного участника ограблений сбербанков, кроме него самого, не было бы свидетеля убийства гаишника. А больше всего он досадовал на самого себя - надо было убирать Хряка ещё два года назад, или позже. А пока тот сам не дал знать о себе, о нем совершенно забыли... Непростительная глупость и беспечность...
Ворон выпил шестую чашку кофе, выкурил очередную сигарету и в жуткой досаде вышел на улицу. Там, в припаркованном "Ауди" его терпеливо ждали братки.
– Что-то мне не понравилась одна зеленая "Волга", - заметил бритоголовый Костя.
– Когда девушка вышла, тронулась и машина. Вроде, пасут ее...
– Пасут, так пасут, - с тоской в голосе произнес Ворон.
– Поехали куда-нибудь.
9.
На тридцатое июля была назначена регистрация брака Кати Корниловой и Андрея Зорича. Аркадий Юрьевич был все ещё в больнице, и о пышной свадьбе, разумеется, речи не шло.
Катя была достаточно спокойна, уже через день после объяснения с Вороном, придя в себя, она гордилась собой, своей выдержкой, тем, что нашла нужные слова и не побоялась ему их сказать. Она видела растерянность Ворона, что само по себе было странно видеть. Разумеется, она понимала, что растерянность эта временная, и что в покое он её не оставит. Но дрожать и постоянно бояться было недостойно. Андрею она ничего не рассказала, из больницы регулярно звонил Арон Григорьевич и сообщал о здоровье отца. Навещать пока не советовал, всякое волнение было ему вредно. Говорил, что у отца нарушена речь, и он пока в постели, вставать ему не разрешается. Но он все помнит и просит передать Кате, чтобы они обязательно ехали регистрироваться, чтобы, по крайней мере, это не менялось из-за его болезни.