Тайны раскола. Взлет и падение патриарха Никона
Шрифт:
Кстати, быстрота передвижения дорогого гостя, визит которого организовал Богдан Хмельницкий, приятно удивила кремлевский двор. Яссы Гедеон с напарником — боярином, вторым логофетом господаря Григорием Ненулом («Нянеловичем») — покинул 16 (26) марта. Путивля достигли 16 (26) апреля 1656 г. Никон известился о том 27 апреля (7 мая), в разгар дебатов по «Скрижали». Комкать и свертывать им же инициированные чтения важной толковой книги патриарх не счел удобным, почему 1 (12) мая именем царя приставу молдаван черниговцу Даниилу Старунову предписал снизить темп вояжа так, чтобы к столице подъехать не ранее 11 (21), а лучше 12 (22) мая. Однако священный собор «Скрижаль» одолел скорее, чем думалось, высочайшее ограничение тут же отменили, и господарские посланники разместились в отремонтированных палатах старого Денежного двора (на Варварке, функционировал при Иоанне Грозном) прежде намеченного срока.
11 (21) мая Гедеон и Ненул сообщили в Посольском приказе Алмазу Иванову, «о чем они к царскому величеству
А то, что вхождение Молдавии в Россию не просто декларация, Никон наглядно продемонстрировал всем 22 июня (2 июля) и 7(17) июля 1656 г. В первый день в Успенском соборе на верность России присягнула светская часть депутации (полтора десятка персон) во главе с логофетом Григорием Ненулом, во второй — митрополит Гедеон. Боярин со свитой целовал крест из рук архиепископа Тверского Лаврентия и протопопа собора Михаила. Гедеона благословлял сам Никон в присутствии тех же двух помощников. Предполагалось, что князь Георгий-Стефан произнесет клятву у себя дома, в Яссах, по приезде туда специального русского посла — думного дворянина Ивана Ивановича Баклановского. Разумеется, никакой посол в Молдавию не отправился. Никон не планировал воевать еще и с Турцией помимо Польши и Швеции {58} . А торжественные акции, устроенные в июле в Успенском соборе, являлись не более чем вторым элементом контрпропаганды, тормозящей рост сторонников Неронова и выигрывающей время, пока из Прибалтики не подоспеет сокрушительная для нероновцев новость о торжестве русской армии над шведской.
В четверг на Вознесенье 15 (25) мая 1656 г. Алексей Михайлович двинулся с войсками в Смоленск, откуда намеревался повернуть на север, к Риге. Проводы длились два дня. В первый день оба патриарха благословляли царя в Москве, 16 (26) мая продолжили прощание в загородном селе Никона, в семи верстах от столицы. Трапезничали в окружении царской свиты до позднего вечера. В город возвратились к рассвету. Павел Алеппский сопровождал Макария повсюду, за два дня «зрелищ», видно, вымотался совершенно и в субботу 17 (27) мая отдыхал, вследствие чего в «дневнике» архидиакона возник пробел. Соборное заседание, отлучившее Неронова от церкви, он проспал. Оно состоялось ранним утром 18 (28) мая в Крестовой палате под звон колокола, благовестившего к воскресной литургии в Успенском соборе. Со службой немного припозднились и не только из-за этого. Прежде архидиакон русского патриарха зачитал с амвона «Протопоповы вины», а певчие и духовные «власти», в том числе и Никон с Макарием, пропели иноку Григорию анафему.
Высшие иерархи протомились в Москве до 2 (12) июня 1656 г. На последней встрече все заверили собственноручно протокол обсуждения книги «Скрижаль» с добавлениями, намеченными патриархом московским к печати. Отредактированный «завод» Арсений Грек издал 30 июля (9 августа) 1656 г. А первые шесть экземпляров Маркел Вологодский купил 26 июля (5 августа) того же года. Очевидно, Никон распорядился продавать книгу, не дожидаясь выпуска двенадцати дополнений, включая деяния двух соборов — 1654 и 1656 гг. (второе под занавесом «Слово отвещателю»). В отличие от «Служебника», «Скрижаль» массового читателя не имела. Ею интересовались те, кого простые ответы на сложные вопросы не удовлетворяли. И в таком качестве она стала третьим доводом убеждения против программы ультра-«боголюбцев» наряду с актом отлучения Неронова и молдавским «спектаклем».
Репрессивный метод тоже применялся. Но вряд ли правомерно вменять в вину Никону гибель Павла Коломенского. Наоборот, перевод узника в том же 1656 г. с острова, затерянного посреди Онежского озера, в окрестности Новгорода, в Хутынский Спасо-Варлаамиевский монастырь, под присмотр архимандрита Евфимия вполне походит на смягчение условий содержания, а не ужесточение. Не патриарх всея Руси посоветовал другу Неронова прикинуться юродивым, чтобы не сидеть в четырех стенах, а бродить на воле и проповедовать. Через месяц-полтора подобных прогулок Павел исчез, пропал без вести, и то, что нероновцы тут же списали трагедию на убийство, инспирированное Никоном, характеризует их не с лучшей стороны. Если Никону и требовалось кого-то устранять подобным образом, то никак не Павла Коломенского, а… читатель догадывается кого. Только смерть или арест Неронова могли ослабить оппозицию обрядовой реформе. К тому же кто выиграл от исчезновения «блаженного» епископа? Никон или скромный инок Игнатьевой пустыни?..
Правда, Неронов маскироваться умел очень хорошо. Хоть в записке игумена Феоктиста и утверждается, что патриарху донесли, где прячется монах Григорий, в действительности люди Никона обнаружили и чуть не поймали Неронова по чистой случайности. Искали-то старца Феофана, опекавшего Григория на первых порах после пострижения. За ним боярский сын Иван Козлов нагрянул в дом попа Воскресенской церкви усадьбы Лукьяна Унковского, в Телепшинском стане Вологодского уезда, которого тоже звали Григорием. Похоже, москвичи не сразу поняли, кого еще застигли помимо переславского старца — самого Ивана, вернее Григория Неронова. Увы, сыщики и опомниться не успели, как толпа местных крестьян, которую привели «шурья» попа Григория, «Онофрейко да Кондрашка Кириловы», ввалилась в избу. Несколько минут сутолоки и неразберихи два «беглых чернца» использовали, чтобы выскользнуть наружу и уйти «неведомо куды». В итоге отряд Козлова возвратился в Москву ни с чем, и 20 (30) августа 1656 г. Никон разослал по всем городам, уездам, монастырям московского государства грамоту с повелением обоих старцев отыскать и, заковав, доставить в Москву.
В описанном выше эпизоде с заступничеством крестьян есть одна неясность, а именно, кого, сломя голову, бросились вызволять мужики. Разумеется, биограф Неронова уверенно заявил, что народ спасал вождя «христолюбцев». Однако в официальном документе, грамоте Никона от 20 (30) августа 1656 г., крестьяне фигурируют как сила несознательная. Они не отняли, не вырвали из рук стражи двух старцев, а всего лишь «поймать не дали», «с попова Григорьива двора отпустили». Иначе говоря, по недоразумению помешали Козлову исполнить свой долг. И о каком недоразумении может идти речь? О путанице имен. Ведь и попа волостной церкви, и опального монаха звали Григорием. Высока вероятность, что хлебопашцы Унковского ринулись спасать священника местной церкви, а не заезжего «чернеца». На помощь-то позвали «шурья» Воскресенского иерея. Умышленно или нет, а братья -«Кириловы», женатые на сестрах попа Григория, перехитрили и односельчан, и команду Козлова. Под шумок возникшей сумятицы Неронов и Феофан, взяв с собой дьячка Воскресенской церкви Андрея, крещеного татарина, ушли из дворянской «вотчины». Около полугода лидер гонимого движения скитался по российской глубинке, шагая от города к городу, от деревни к деревне, видя воочию, как жители «градов» и сел воспринимают никонианские «Служебники» и вводимые ими новшества, как реагируют на агитацию против реформы. Монашеское одеяние на монахе-паломнике сему неплохо способствовало. И вот ориентировочно поздней осенью 1656 г. он вдруг решает прекратить скитания и устремляется в Москву. И не для какой-то конспиративной работы, а для встречи с Никоном, и больше того — для покаяния.
Что же произошло? Русские войска овладели Ригой? Очистили от шведов Ингрию и дельту Невы? Отнюдь. Порадовала Москву единственно рать князя А.Н. Трубецкого, 12 (22) октября принудившая к капитуляции Юрьев (Дерпт). На прочих направлениях русские войска потерпели полное фиаско. В Карелии не увенчалась победой четырехмесячная осада (с июня по октябрь) Корелы (Кексгольма). На Неве после пяти месяцев блокады (с июня по ноябрь) устоял Орешек (Нотебург, ныне Шлиссельбург). За Ригу боролись и вовсе полтора месяца, с 19 (29) августа по 5 (15) октября. По дороге пришлось повозиться с Динабургом и Кукенойсом. Первая крепость после штурма пала в ночь с 30 на 31 июля (9 на 10 августа), вторая — в ночь с 13 (23) на 14 (24) августа 1656 г. Предопределило рижский конфуз отсутствие флота. А дерзкая вылазка гарнизона 2(12) октября ускорила день ретирады главной армии, при которой обретался и Алексей Михайлович. Через Полоцк, Витебск и Смоленск 26 ноября (6 декабря) царь перевел свою ставку в Вязьму, где обосновался до конца года {59} .
Как видим, пропагандистский «снаряд» главного калибра поразил не «боголюбцев», а самого застрельщика шведской кампании — патриарха Никона. Повторить триумф предыдущих двух лет Россия не смогла, да и не могла изначально, ибо без кораблей воевать с северным соседом наступательно было нереально. Поражение в Прибалтике существенно повысило авторитет Неронова. Дополнительные дивиденды ему сулили и дипломатические игры московской дипломатии вокруг Литвы и польской короны. 12 (22) августа 1656 г. австриец А. Аллегретти открыл в Вильно мирный конгресс, надеясь покончить с русско-польской войной, чего искренне желали и по обе линии фронта. Понятно, что на первых конференциях и русские, и поляки требовали все. Сокращая, шаг за шагом, список претензий, среди прочих, и русскую инициативу об избрании польским вице-королем царя или царевича, Н.И. Одоевский и И.-К. Красиньский к 28 августа (7 сентября) нащупали компромисс: русская военная помощь в обмен на Смоленское и Новгородсеверское воеводства плюс присягнувшие в 1654 г. Москве украинские земли. По «Черкассам» делегации запросили санкцию у своих государей, почему «съезды» прервались на три недели.