Тайны реального следствия. Записки следователя прокуратуры по особо важным делам
Шрифт:
Вдова потерпевшего, очень милая молодая женщина, с которой я бы с удовольствием дружила, если бы жизнь столкнула нас при иных обстоятельствах, откровенно сказала мне, что она не верит в то, что преступники будут найдены и сядут в тюрьму. Она прямо заявила: «Вы не обижайтесь, но я посоветовалась с друзьями, и они мне сказали: „Следователь — женщина? Да еще и молодая? Ну, тогда никого никогда не найдут, и не надейся“…»
Опуская скучные подробности рутинного розыска преступников, скажу, что, обойдя почти все питерские гостиницы, кроме самых фешенебельных (вряд ли люди, укравшие поношенные брюки и сломанный зонтик, проживали в пятизвездочных отелях), написав и разослав в разные города нашей страны более пятисот запросов о гостях нашего города по фамилии Геворкян, мы стали ждать
Уставший оперативный дежурный на этот звонок ответил неласково. Он спросил, в каком районе было убийство, поскольку в июле наверняка помочили массу народа в разных районах города, спросил с таким подтекстом, что, мол, вот я сейчас все брошу и буду искать июльское убийство невесть где… Коллега из Егварда объяснил, что убийство было в районе с названием на букву «К», но это нашего дежурного не впечатлило. Он довольно резко сказал, что в Питере по крайней мере четыре района на букву «К», предложил сначала определиться, какой из них имеется в виду, а уж потом беспокоить занятых людей, и бросил трубку.
Спасибо коллеге из Армении, он, в отличие от некоторых, оказался настоящим профессионалом и проявил настойчивость. Не добившись профессиональной солидарности от дежурного по главку, он начал методично обзванивать районы, названия которых начинались на букву «К», и в одном из них нашел искомое убийство.
Оказалось, что Геворкян — уроженец Егварда, и именно туда прибыл после удачного авантюрного пробега по городам России. А местную милицию насторожило то, что прибыл он не один, а вместе с молоденькой русской девушкой. Ее вызвали в милицию, стали задавать разные вопросы и раскололи на то, что в Питере она со своей подружкой познакомилась с двумя армянами, и они вчетвером совершили ограбление квартиры одного доверчивого лоха, его они подцепили по дороге на вокзал, и он сам привел их в свою квартиру. О том, что лох умер, задохнувшись от кляпа, она не знала. Или прикидывалась, что не знает.
Когда стало понятно, что надо ехать в Егвард — проверять Геворкяна на причастность к преступлению и решать вопрос о его аресте, я испугалась. Ехать в воюющую Армению, без денег (нам как раз тогда не выплачивали зарплату, а в сберкассах не выдавали вклады, был такой кратковременный темный период в нашей истории), где неизвестно что нас ждет… Мне выделили в компанию двух оперов из РУВД. Потом мы с ними очень подружились, и один из них, самый молодой в нашей компании, позже вспоминал, что когда он вошел ко мне в кабинет с сообщением о том, что он будет сопровождать меня в командировку, я тоскливо оглядела его и спросила: «А у вас хоть пистолет есть?». И когда он ответил утвердительно и даже продемонстрировал «ствол», я так же тоскливо спросила: «А вы хоть стрелять из него умеете?». Между прочим, оказалось, что у парня спортивный разряд про стрельбе.
В общем, командировка обещала много приключений, они и случились. Рассказывать о них не буду, потому что наши замечательные журналисты, много писавшие об этом деле, практически все рассказали. Но в их очерках мы выглядели героями, а мне больше запомнились казусы. Например, как я в Ставрополье (самолеты до Еревана не летали, и нам пришлось добираться на перекладных) провела ночь в Доме приезжих на вокзале, боясь хоть на минуту сомкнуть глаза и упустить из виду свою сумку с единственной ценной вещью — уголовным делом. Мои опера-то сразу уснули без задних ног в своем мужском отделении Дома приезжих, а я всю ночь караулила дело… Или как мы штурмовали поезд «Ростов — Ереван», имея билеты без мест, в результате чего нам удалось урвать «козырные» места на третьих, багажных, полках. Тем, кто не знает, могу сообщить, что эти полки — узкие и скользкие и трое суток балансировать на них — удовольствие не для слабонервных.
Или наш замечательный банкет в блокадном Ереване, где электричество включали на один час в сутки. А на дворе стоял декабрь, и в моем номере в гостинице температура не
А перед отъездом нас спросили, что бы мы хотели увезти из Армении. Поскольку магазины не работали и увезти можно было только фрукты, нас повезли на овощную базу. Меня удивило, что прямо на базе стояло несколько милицейских машин; на мои расспросы местные пояснили — люди за фруктами приехали, Новый год скоро… Подошел хмурый работник базы и спросил: «Сколько мандаринов?». Я робко сказала: «Килограмма три…», имея в виду себя и двух оперов, каждому по килограмму. Работник базы пожал плечами, взял полиэтиленовый пакет и удалился. Вернулся через пять минут, протягивая мне пакет с мандаринами, и на мой робкий вопрос: «Сколько я вам должна?» возмущенно ответил: «Это вам не магазин. Это база!»
Забрав Геворкяна из изолятора временного содержания, мы с операми двинулись в аэропорт. Самолеты в это смутное время по-прежнему летали как хотели, не сверяясь с расписанием. Оставив нас ночью в огромном темном аэропорту Звартноц с напутствием: «Если к вам подойдет группа агрессивно настроенных людей и потребует отпустить арестованного, не сопротивляйтесь, немедленно отстегните наручники и бегите», местные опера отбыли по домам (слава Богу, к нам никто не подошел). А мы ждали рейса до утра, после чего выяснилось, что самолет до Питера сегодня не полетит. «А когда полетит?» — спросили мы. И услышали, что, возможно, через неделю. Делать нечего, мы вернулись в гостиницу (слава Богу, номера наши оказались еще не заняты прибывающими из Карабаха беженцами). В холодном номере, без копейки денег мы провели двое суток, питаясь бульонными кубиками, запасенными из дома. Связи с милицией не было — такой роскоши, как мобильные телефоны, правоохранительные органы тогда не знали. В гостинице телефон не работал — война. Надо было выходить на связь с милицией, без помощи местных оперов не добраться с арестованным до аэропорта, а это означало, что идти на поиски милиции предстояло мне: опера не могли оставить злодея, разлучаться им было нельзя, теперь они были не просто опера, а конвой. Я до сих пор помню, как вышла в ночной Ереван, черный, без света город, в мрак, прорезаемый только фарами машин; в дверях гостиницы мне встретился местный житель, походя сообщивший, что у них сейчас в такое время женщины по одиночке не гуляют. А куда мне было деваться? Километрах в трех нашлось отделение милиции, где начальник розыска, в валенках и перчатках, грелся возле печки, и у него в кабинете даже работал телефон — один на все отделение.
В общем, мы относительно благополучно отконвоировали Геворкяна в Питер (его девушку еще раньше забрал прилетевший в Армению разъяренный папа).
Оставался ненайденным еще один участник преступления; Геворкян категорически отказался называть его данные. Но в Питере вдруг ляпнул, что они снимали квартиру через специальное бюро на Московском вокзале. Не веря в свою удачу, я понеслась на Московский вокзал, в это самое бюро, и после двухчасовых поисков нашла в книге регистрации съемщиков запись с фамилией Геворкян. А установленная нами квартирная хозяйка дала по-истине ценные показания, сообщив записанные ею данные паспорта второго преступника и выдав забытый ими зонтик, похищенный из квартиры потерпевшего.
После этого, все еще отказываясь верить в такое. счастливое стечение обстоятельств, я приехала в прокуратуру и быстро настучала телеграмму от своего имени на имя Генерального прокурора Армении о том, что в моем производстве находится дело об убийстве при отягчающих обстоятельствах и я прошу задержать человека с такими-то паспортными данными, санкция на арест имеется. Заверив телеграмму у прокурора, я отправила ее и, честно говоря, забыла, не надеясь на ответ. Каково же было мое изумление, когда ровно через неделю в наше РУВД пришел телетайп: такой-то задержан, высылайте конвой.