Тайны Руси
Шрифт:
Когда-то монах, участник жестокого крещения Новгорода, унесшего жизни сотен новгородцев, записал или продиктовал воспоминания о том, как все это происходило. Чудом его показания дошли до нас. И как ни старалась церковь и официальные летописцы изобразить крещение как мирное и радостное свершение, правдивый голос монаха все же дошел до нас.
А соратники Янина доказали, что все так и было.
СБЫВШЕЕСЯ ПРЕДСКАЗАНИЕ. Древнейшие тексты
Я давно уже не был в Новгороде на раскопках у почтеннейшего академика Валентина Янина. Никуда не деться, мы стареем, труды наши, ежели
И, говоря «почтенный», я на самом деле не вкладываю в этот эпитет завистливой иронии или душевного трепета. Ведь каждый из нас, как бы ни менялась прискорбно его внешняя оболочка, остается в определенном судьбой или самим собой возрасте. Мне приходилось видеть десятилетних старичков, каковыми они останутся до смерти, и столетних юношей. И для меня примером остается Лев Разгон, писатель, общественный деятель, который около двадцати лет провел в самых страшных лагерях, сохранил человеческое достоинство, доброту и талант и прожил более девяноста лет, оставаясь истинно, непритворно молодым человеком. Это было видно и понятно через несколько минут после начала беседы с ним. Его мозг был готов и рад впитывать новую информацию, а совесть – бороться за справедливость...
Я прошу прощения за то, что так отвлекся от рассказа о славянской письменности и загадках первых русских текстов. Но герой моего очерка – человек молодой, несмотря на возраст, и таковым останется. И уж не мог я не отдать дань почтения Льву Разгону, если хочу воскликнуть: «Только неустанный и веселый труд может сохранить молодость! И только люди, которые сберегли в себе молодость, способны творчески трудиться до глубокой старости!»
За десятилетия, прошедшие со дней моей жизни в Новгородской экспедиции, там многое изменилось, но скорее количественно, чем качественно, хотя сами археологи со мной, вернее всего, не согласятся.
Но тридцать лет назад там царил дух первого дня Открытия. Честно говоря, я не знаю другой такой счастливой экспедиции, в которой щедрая земля десятилетиями дарит невероятные, неожиданные, непредсказуемые находки. И не устает.
Я помню сказочные дни, когда одна за другой появлялись берестяные грамоты, связанные с усадьбой Онцифора и ученическими прописями мальчишки Онфима. Валентин подарил мне на прощание срез бревна, из которых складывали мостовые Новгорода. Дерево было срублено в XI веке, а еще через сто лет на этот слой бревен легли новые стволы. И на какое-то время улица стала подтянутой и вполне проезжей, даже в осеннюю распутицу. Говорят, что именно тогда хан Батый остановился у дороги, что вела к Новгороду, и долго размышлял, воевать ли ему Северную столицу Руси. А потом, испугавшись русских дорог, пространств и упрямства новгородцев, повернул в более теплые и доступные края.
Берестяные грамоты, тогда еще хоть и многочисленные, но не обыкновенные, каковыми они стали за последние десятилетия, обнаружившись и далеко за пределами Новгорода, показали, что это был чудесный город, в котором все были грамотными, писучими и обращались с записками так же, как мы сегодня – прочитав, новгородцы их мяли и выкидывали. Надо же было изобрести такой дешевый материал вместо бумаги – бересту!
Если мы хотим приблизиться к решению важнейшей задачи – определению времени появления
В жизни Новгорода за тысячу лет не было роковых катаклизмов. Это не значит, что не случалось там пожаров или разграблений. Но в целом город существовал из века в век, до немецкого вторжения в 1941 году, в своих границах, и последовательные напластования культурного слоя происходили подобно наращению древесных колец. И даже мостовые, сложенные из могучих бревен, лежали одна на другой десятками, как бы специально оставленные, чтобы можно было, загибая пальцы, подсчитать, сколько столетий прошло со дня, когда на той или иной улице был построен первый дом. Но никогда сюда не приезжают изобретатели новых хронологий и не хотят смотреть на эти слои мостовых, потому что тогда рушатся все их фантастические построения. И недаром академик Янин, научный повелитель Новгородской экспедиции, наливается справедливым презрительным гневом против агрессивных нелюбителей истории, которые так успешно морочат головы обывателям.
А известная новгородская сырость спасла ту же бересту и прочие погибающие в обычной почве вещи от гибели, потому что, вопреки распространенному мнению, в воде ничего не гниет. Гниение не может происходить без доступа кислорода. Так что, попадая в мокрую почву, словно в вечную мерзлоту, предмет – береста ли, кожа или дерево – консервируется, подобно тому как в египетских гробницах в первые минуты после того, как их открыли, можно было увидеть свежие цветы, положенные на саркофаг безутешной вдовой фараона. Но через три минуты они чернели и превращались в прах. Их убивал кислород.
Извлеченные из мокрой земли клочки бересты или кожи некоторое время сохраняют форму. И если их законсервировать, то они сохранятся надолго. Берестяных грамот – демократического, доступного всем слоям граждан средства сообщения – в Новгороде найдено куда больше, чем в других городах. Ведь это была торговая республика, и грамотность там была обычной и всеобщей. Но сегодня берестяные грамоты находят повсеместно. Раньше археологи порой просто не обращали внимания на грязные клочки коры.
Когда же и в какой форме появляется на Руси письменность?
Очевидно, именно в Новгороде перспективнее всего отыскать памятники ранней письменности, которые можно датировать, то есть уверенно сказать, когда они появились на свет.
Но в отличие от «Велесовой книги», эти надписи должны быть настоящими, не вызывать сомнения.
Мы с вами не знаем еще первой русской надписи. А что же мы уже знаем?
В 989 году киевский князь Владимир наконец-то выбирает византийский канон – православие. Вскоре происходит уничтожение идолов – языческих славянских богов – и массовое крещение киевлян.
Эту операцию Владимир не мог бы произвести, не будь у него помощников – константинопольских миссионеров, причем в значительном числе. Далеко не все в Киеве хотели креститься, к тому же существовало мощное языческое жречество.
Радостной добровольности не получалось, о чем речь уже шла в прошлом очерке.
Но важно отметить, что христианство нигде не утверждалось без соответствующей литературы духовного содержания. Библию и Псалтырь необходимо заранее перевести на язык дикарей, то есть туземцев.