Тайны седого Урала
Шрифт:
Наконец все щели промазаны, и ярыжки мигом соскочили с пышущего жаром циреня. Но не отдыхать присели, а враз дернулись к ведрам и, наполнив их в ларе с подготовленным рассолом, стали ждать команду мастера.
— Вали! — крикнул повар.
Вот рассол покрыл дно цирена, и Аникий стал внимательно всматриваться в пламя — не гаснет ли где оно, не пошаливает ли от просачивающегося раствора. Нет, все шло нормально: рассол стал закипать. Строганов повернулся и, успокоенный, вышел из варницы… Солнце уже стояло довольно высоко, и тут Аникий вспомнил, что еще с
— Позови гонца в горницу, — сказал он приказчику.
А перед тем как встретить гонца, решил Строганов заглянуть в кузню, эту основу основ солеварного дела. Хотя весть о сломе циреня и оказалась малым испугом, захотелось ему проверить — всё ли там в порядке. Варка рассола требовала немалых подготовительных операций, самыми важнейшими и дорогими из них были кузнечные работы по изготовлению циреня, на что шло очень дорогое привозное железо. Цирен стоил раз в десять более, чем все остальное оборудование варницы. Надо было еще раз оценить наличный запас циренного материала да заодно и проследить, как идет у кузнецов работа: впереди весь варочный сезон, мало ли что может статься.
В кузне, как было с самого начала поставлено во всех строгановских мастерских, работа кипела безостановочно целый день. Сновали ярыжки, опоясанные длинными клеенками, подавали поднос, заготовки, оттаскивали готовые поковки. Шипела, пузыря в чане с уксусом, только что брошенная туда раскаленная железная полоса.
Аникий Федорович остановился возле одной из наковален. Плотные, плечистые, полуголые, потом лоснящиеся подмастерья и молотобойцы играючи махались пудовыми болванками. Степенные бородатые кузнецы тонко вызванивали маленькими молоточками вперебой с громовым уханьем пудовых молотов, выводя точными, расчетливыми ударами затейливую вязь из раскаленных железных полос.
— Что это? — Заинтересованный Строганов тронул сзади кузнеца за оплечье фартука. Тот не остановил работу, пока несильными последними ударами не довел остывающий металл до какой-то лишь ему видимой ровности его поверхности. Лишь потом с достоинством разогнулся и повернулся к хозяину:
— Дак, Аникий Федорович, ты же сам мне давечь указал для монастырского храма решетку изладить. Вот я, помолясь, такой узор и удумал. А втору-то половину я уж до конца отковал. Вона, в углу стоит…
— Покажь-ка, покажь.
Они подошли к узорчатой железной решетке, которая должна была встать в предалтарных вратах. В строгом и прихотливом сплетении чугунных полосок никак не ощущалось тяжести металла. Решетка казалась легкой, изящной. Строганов аж замер, восхищенный:
— Спасибо тебе. На славу постарался, мастер…
Аникий широко перекрестился:
— Угодное Богу с любовью творишь. Воздастся тебе…
Тут, оглядевшись, Аникий приметил приказчика, который в углу пересчитывал сваленные там железные греблы.
— Сколько у тебя припасов готовых для циренов?
Служка,
— Что хочу сказать, хозяин. Вот припасено у нас и полиц, и грабель, и прочая, и вроде здесь все у нас ладно. Но, сам знаешь, не в одну варь ныне у нас железо идет. — Он для убедительности стал загибать пальцы. — Посельники крестьянствовать к нам едут — сечь лес, пахать, боронить, железо надо. Теперь исковой солевой промысел — это и на соляные трубы, чтоб пробить, и на обустройство их. Опять же лодьи и каменки, соль и товары возить — много строим. Везде железо надо. И почти все оно, железо-то, привозное, дорогущее.
Все, что говорил сейчас приказчик, Аникий Федорович, конечно же, знал и не раз обдумывал сам. Особенно мысли эти скреблись в нем, как приходилось платить за ох и не дешевые же карельские крицы, не стыдясь, заламывали цену и свои, и заморские гости за тамошнее железо. И уже лет с десять, как выпросил Строганов у царя дозволения искать в своих землях железные и медные руды. Даже рудовщика велел на работу зазвать. Да все как-то не получалось свое железо варить. Но и приказчик, похоже, о том же знает. К чему же он клонит?
— Чаю, хозяин, деньги-то за то железо мы зряшные платим, — выпалил приказчик, будто откровение.
«Эка новость», — ухмыльнулся про себя Аникий, но виду не подал, слушал дальше.
— Так я, хозяин, знаю, как те деньги сберечь!
— Как же, поведай…
— Сыскал я человека, татарина тутошнего, он говорит, что здесь они исстари железные крицы варили. А варили из тутошних руд!
Как ни важна была новость, но и она для Строганова не была новостью. И до него такие слухи доходили. Только звон-то звоном, а вот где колокол бьет?
— Я и подумал, хозяин, — как бы прочитав Аникиевы мысли, продолжил приказчик, — молоть-то языком они все горазды, да все ли знают, о чем молотят? Решил я свести с тем татарином дружбу. В дом звал, медом угощал. И как недавно сено косить место искать поехал, того татарина и зазвал с собой. Так он меня к такому месту и отвел. И на том месте, хозяин, в траве яма есть, а вокруг ее каменье рудное набросано. Вроде и впрямь кто-то копался.
Строганов сосредоточенно обдумывал услышанное. В общем-то на такие закопушки и раньше его людишки натыкались, но почти все оказались мелконькими, руда была вся уже выбрана. Но все равно находка стоила проверки, и послать туда рудовщика следовало. И приказчика тоже следовало отличить. О хозяйском добре радение поимел, да и сметлив, умеет к местным татарам подходец находить. Но хоть и эта весть может оказаться без большой прибыли, пускать ее дальше не следовало. До руды здесь много охотников.