Тайны седого Урала

Сонин Лев Михайлович

Потому-то и на сей раз отряд почти и не обсуждал деталей стычки. Вскоре уже, молча, правда с большей долей сторожкости, продолжил свой путь.

Место, приисканное Григорием, оказалось действительно недалеко.

У костра, в который для большего дымления был набросан хвойный лапник, сидели мастер, ярыжки. Несколько поодаль держалась ватага плотников, которых, убежденный в успехе начинания, прислал сюда Григорий.

Аникий Федорович сразу приметил и бульканье ключика, и серебристые полоски соли на берегах тянущегося от него ручья. Он, опираясь на казака, сошел с лошади и, пригнувшись, выгреб из-под мха кусок красноватой глины. Поглядел на нее, лизнул. Солона. Прошел к костру

и, положив в него с краю этот кусочек, присел тут же, замерев в напряженном слушании. Подсыхая, глина слабо затрещала. Осторожно, веткой, Аникий выкатил комок обсохшей, растрескавшейся глины. Подождал, давая ему остыть, и осторожно лизнул снова. Сейчас же глина, как терпкая смоляная щепочка, присосалась к языку.

Аникий выпрямился, передал комок сыну, тот тоже лизнул его и, сплюнув, удовлетворенно сказал:

— Крепко липнет, однако.

— Да, по всему видать, место благонадежное. — Аникий еще раз осмотрелся. — Ну, так и порешим: отслужить завтра молебен — и начинай с Богом…

Еще с утра надумал Аникий Федорович заглянуть на пристань, где строились лодьи для караванов с солью и другими товарами. По несколько в месяц посылал их Строганов на ярмарки и в Москву. Надобность заглянуть туда определялась еще и тем, что кроме обычных шитиков и дощаников хозяин весной повелел заложить два корабля, годных для плавания по морю. Строили корабли шведские мастера, нанятые специально для этой цели. Планы Аникий с этими кораблями связывал большие. Еще когда он хозяйствовал в Соли-Вычегодской, один помор, много плававший и по Печоре, и по Студеному морю, рассказал ему, что если плыть от устья Печоры на полночь, то приплывешь к большой земле, стоящей в Студеном море-окияне. И чего только там нет: и птица непуганая, и живность всякая — медведи, волки, песцы. А уж моржей, китов, нерпы — и вовсе несчетно. Аникий знал цены южных базаров на моржовые бивни и шкуры северных зверей. Давно затевал он поехать туда и, как бы для того, чтобы не забылась эта задумка, повелел в своей горенке настлать ковры из шкур белых медведей. И, никому никогда не проговариваясь, таил еще одно, что сказал ему тогда спьяну бывалый помор: мол, в земле той серебра в ведомых ему местах немало накопать можно…

К берегу Яйвы, где ставились строгановские суда, доехали скоро. На верфи, как и на всех строгановских заведениях, шла обычная, не крикливая, но очень спорая работа. Строганов, несмотря на отдаленность и малонаселенность своих владений, сбирал сюда мастеров со всей России и даже из-за ее рубежей. Кого выкупал из долговых ям, кого отбирал из пленных, но мастеров во все дела принимал отменных, ими дорожил и щедро их одаривал. И они дорожили работой на такого тороватого хозяина. Известно немало, как бы сейчас сказали, трудовых династий приказчиков, кузнецов, солеваров, поколение за поколением трудившихся в строгановских заведениях…

Строганов, остановив лошадь на взгорке, взглядом охватил всю панораму пристани. У трех только что отстроенных дощаников ладили мостки для совершения обряда окрещения судов. Священник из Романовской церкви уже стоял тут же и обстоятельно наставлял служек, кому и как держать икону, хоругвь, крест, как ходить с ними.

Дощаники строились подолгу — по году и более. Две сотни человек все это время безотрывно трудились над этим. Лес заготовляли строевой, доски с него топорами творили (работа эта была огромная — топором из дерева хорошо если две добрых доски выходило, а то и вовсе одна, так что на постройку лодьи топорами вытесывали доски из четырех почти тысяч строевых деревьев), остов ладили, досками его обшивали.

Потому на освящение лодей все пришли принаряженные, многие с женами, ребятишками.

Три

мастера, главные именинники, казалось, и не готовились к торжеству. Они тесной кучкой стояли несколько поодаль и внимательно смотрели, как шведские корабелы копошились на высоких мостках, крепя сложной вязью перемычек крутобокие стропила.

Аникий подъехал; один из мастеров подошел к нему, помог сойти с лошади.

— Здорово, мастера! С праздником вас, с освящением трудов ваших! — Хозяин широко, с чувством перекрестился. — Ну, пойдем посмотрим, как работа удалась.

Дощаники слабо покачивались на волне, поскрипывали, свежеоструганые доски тут и там поблескивали янтарными смоляными каплями. Строгая шестиугольная форма лодей нигде не нарушалась неряшливым выступом, деревянные связи были тщательно сравнены заподлицо, а кое-где и выстраивали ладный фигурный узор.

— А и впрямь хороши. Молодцы, постарались, не забуду.

Тем временем все приготовления к молебну были закончены. Аникий Федорович подошел к священнику, склонился к его руке:

— Благослови, батюшка…

Тот степенно подставил руку, другою перекрестил склоненную Аникину голову. Строганов выпрямился, кашлянув, сказал попу:

— Начинайте, с Богом.

И, встав во главе процессии вместе с сыном и священником, совершил обход судов, окропление их…

По окончании молебна Строганов быстрым шагом направился к большой толпе людей в латаной, истрепанной одежде. То были судовые ярыжки, которых подобрали себе в команды три старых строгановских кормщика, стоявших тут же.

— Здорово, ребята! — приветствовал их Аникий. — Смотри, какие ладные дощаники вам сготовили.

— На спуске-то они все ладные, а вот ужо на мель напорются, там и поглядим — с хмурой улыбкой сказал широкоскулый кормщик.

— Ладно, не каркай, не порти праздник… Договор-то сладили?

Тут же, как из-под земли, из-за Аникиева плеча протиснулся вперед приказчик, ведавший заключением наемных документов.

— Вот, хозяин, все как обычно. Дощаники они зачнут снаряжать до Нижнего Новгорода. Каждый дощаник возьмет по 40 тыщ пудов соли, ярыжки соль погрузят. На бечевую тягу и погрузку людей довольно. Кормщики после выгрузки за всё получат по семь рублев, ярыжки по три рубли. Ежели за путь боле трех мелей случится и через них соль перетаскивать — дополнительно по десять алтын за сто кулей будет плачено…

— Довольны ли?

Ярыжки о чем-то заворчали, толпа подалась, окружила Строганова с приказчиком:

— Ты скажи ему, чтоб задаток дал! Чем харчиться-то будем?!

Приказчик быстро шепнул хозяину:

— О прошлый год Ярема-кормщик запьянствовал, на мель сев, сорок шесть кулей при переносе в паузки утопили, до сих пор недоимку с него не выправили…

— Дак ты с Яремой и считайся! Нас-то почто голодными послать хочешь! Не пойдем! — Толпа уже не просто роптала, ярилась.

— Тихо! — крикнул Аникий. — Не гомони все разом. А ты, — повернулся к приказчику, — не возьмешь правеж с Яремы, с тебя взыщу: не потакай! Этим же задаток выдай — они-то перед тобой не винились. Кормщикам выдай по два рубля, ярыгам — по шесть гривен.

— Спасибо, хозяин, — в пояс поклонился кормщик. Отслужим тебе, не сумлевайся…

Отойдя уже достаточно от толпы, Аникий Федорович сказал сыну:

— Менять этого приказчика придется. Менять… Не понимает он в деле главного. Ведь повезут они сотни тыщ пудов соли! А из-за копейки какой озлобятся да повредят на тыщу рублей. Нет, не умеет беречь добро по-настоящему. Надо сменить. Завтра же присмотри, и поутру об этом поговорим…