Тайны Шлиссельбургской крепости
Шрифт:
Считается, что террористическая фракция «Народной воли», созданная Ульяновым с его товарищами, идейно была преемницей партии «Народная воля». Однако, приняв ее методы борьбы, люди, задумавшие второе 1 марта, ни программы, ни организации «Народной воли» не приняли. Старая «Народная воля» была строго централизована, и без директив исполнительного комитета не предпринималось ничего. Александр Ульянов отвергал централизацию и считал, что полезна террористическая борьба не только с царским правительством, но и местные террористические протесты против административного гнета… Сама жизнь будет управлять ходом террора и ускорять или замедлять его по мере надобности.
Очень
В Парголово, на даче Кекина, Александр Ульянов приготовил нитроглицерин, а сами снаряды — два жестяных цилиндра — набил динамитом и отравленными стрихнином пулями уже в городе.
Таланта и изобретательности в этой работе Ульяновым было проявлено не меньше, чем при изучении кольчатых червей.
И можно, конечно, рассуждать, что это преображение произошло в нем под влиянием изучения работ ученых-экономистов, что многие идеи терроризма были вынесены Ульяновым с занятий популярного среди студентов Научно-литературного общества, секретарем которого он стал, но это тоже только постановка новых вопросов, а не ответы на них.
И трудно, трудно не согласиться с К.П. Победоносцевым, написавшим 4 марта 1887 года Александру III:
«Бог знает еще, чья хитрая рука направляет, чьи деньги снабжают наших злодеев, людей без разума и совести, одержимых диким инстинктом разрушения, выродков лживой цивилизации…
Нельзя выследить их всех, — они эпидемически размножаются; нельзя вылечить всех обезумевших. Но надобно допросить себя: отчего у нас так много обезумевших юношей? Не оттого ли, что мы ввели у себя ложную, совсем несвойственную нашему быту систему образования, которая, отрывая каждого от родной среды, увлекает его в среду фантазии, мечтаний и несоответственных претензий и потом бросает его на большой рынок жизни, без уменья работать, без определенного дела, без живой связи с народным бытом, но с непомерным и уродливым самолюбием, которое требует всего от жизни, само ничего не внося в нее!»
25 февраля 1887 года Александр Ильич Ульянов завершил свои приготовления, однако трагедию второго 1 марта удалось предотвратить.
И сыграли тут свою роль как профессиональная агентурная работа полиции, так и прямая Божия помощь.
В конце января 1887 года в Департаменте полиции агентурным путем была получена копия письма студенту Харьковского университета Ивану Никитину. В письме говорилось о значении террора и необходимости его в революционной деятельности. У Никитина было потребовано объяснение об авторе письма, и он назвал студента С.-Петербургского университета Пахомия Андреюшкина. За Андреюшкиным было установлено непрерывное наблюдение, в результате которого выяснилось, что он, вместе с пятью другими лицами, гулял 28 февраля пять часов по Невскому проспекту, причем сам Андреюшкин и другой неизвестный, по-видимому, несли под верхним платьем какие-то тяжести, а третий нес толстую книгу в переплете.
1 марта эти же лица были снова замечены на Невском проспекте. Их — а это были студенты С.-Петербургского университета: Пахомий Андреюшкин, Василий Генералов, Василий Осипанов, Михаил Канчер, Петр Горкун и мещанин Степан Волохов — арестовали. При обыске у студентов были обнаружены снаряженные метательные снаряды, заряженный револьвер и печатная программа исполнительного комитета.
Арест террористов произошел в одиннадцать часов, а между тем как раз на одиннадцать была назначена заупокойная обедня в соборе Петропавловской крепости, на которую император с императрицей и старшими сыновьями собирался ехать из Аничкова дворца в четырехместных санях, и вполне могло случиться, что метальщики успели бы опередить полицию, и второе 1 марта стало бы — сконструированные Александром Ульяновым снаряды способны были уничтожить всю царскую семью! — еще более
Но тут уже явилась воистину Божия помощь.
«Его величество заказал заупокойную обедню к 11 часам и накануне сказал камердинеру иметь экипаж готовым к 11 часам без четверти. Камердинер передал распоряжение ездовому, который, по опрометчивости, — чего никогда не случалось при дворе, — или потому, что не понял, не довел об этом до сведения унтер-шталмейстера, — записала в своем дневнике жена шталмейстера двора Арапова. — Государь спускается с лестницы — нет экипажа. Как ни торопились, он оказывается в досадном положении простых смертных, вынужденных ждать у швейцара, в шинели, в течение 25 минут.
Не припомнят, чтобы его видели в таком гневе из-за того, что по вине своего антуража он настолько опаздывает на службу по своем отце, и унтер-шталмейстер был им так резко обруган, что со слезами на глазах бросился к своим объяснять свою невиновность, говоря, что он в течение 12 лет находится на службе государя и решительно никогда не был замечен в провинности. Он был уверен в увольнении и не подозревал, что Провидение избрало его служить нижайшим орудием своих решений.
Государь покидает Аничков после того, как негодяи были отведены в участок, и, только прибыв к брату в Зимний дворец, он узнал об опасности, которой он чудом избежал… Если бы запоздание не имело места, государь проезжал бы в нескольких шагах от них».
«Все в России спокойно. Школа, слава Богу, оздоровлена путем введения нового университетского устава, революционная партия разбита, революционеры, поседевшие в боях, или изъяты из обращения или скитаются по загранице бессильные и безвредные, — писали 5 марта 1887 года «Московские Ведомости». — С того времени, как возникло опасение, что Россия не захочет доле оставаться в распоряжении чужих держав и захочет иметь свою политику, соответствующую ее достоинству и ее собственным интересам, начали появляться у нас дурные признаки, стали замечаться так называемые самообразовательные кружки, в которые привлекаются молодые люди сначала для литературного препровождения времени, для чтения известных писателей, причем мало-помалу прочитываются и подпольные издания, которые, наконец, становятся главными предметами занятий, рассуждений и толков. Тут-то и улавливаются наиболее податливые птенцы и замыкаются в клетку, разобщаются туманом революционных идей с окружающим миром, подчиняются тайной команде, должным образом терроризуются и потом становятся слепыми орудиями для самых безумных дел, для самых гнусных злодеяний.
Кто их поджигает?…Самообразовательные кружки есть порождение темных сил, питающихся соками немецкой и антирусской политики. Ей-то особенно и полезны российские антиправительственные выступления, террористические замыслы».
Александр III считал, что вообще желательно было бы не придавать слишком большого значения этим арестам.
«По-моему лучше было бы узнавши от них все, что только возможно, — сказал он, — отправить в Шлиссельбургскую крепость — это самое сильное и неприятное наказание».
Но пожелание императора почему-то оказалось не исполненным, и 15 апреля 1887 года 15 обвиняемых по делу «второго 1 марта» предстали перед судом.
Александр Ульянов отказался от защитника и сам произнес свою защитительную речь.
«Среди русского народа, — сказал он тогда, — всегда найдется десяток людей, которые настолько горячо чувствуют несчастье своей родины, что для них не составляет жертвы умереть за свое дело. Таких людей нельзя запугать чем-нибудь».
И слились эти слова со скрипом ключей, открывающих двери злу и мраку, скопившимся в шлиссельбургских подземельях и, откликнулся на них гимназист в далеком Симбирске, сказавший: «Мы пойдем другим путем».