Тайны советского хоккея
Шрифт:
Естественно, жить стало труднее. Дело дошло до того, что пришлось работать сторожем на стадионе «Локомотив». Но Якушев не замкнулся, не пошел «вразнос», выпивал часто, но ума не терял. Он с иронией относился к своему занятию, постоянно посещал хоккейные матчи, общался с другими ветеранами, более всего – с железнодорожниками. Якушев вообще был настоящим человеком, с потрясающей силой воли и полным отсутствием зависти. Возможно, где-то на душе кошки и скребли, однако никогда он этого не показывал. Виктор Прохорович был общительным, насколько ему позволял его характер, по натуре-то он был великий молчун. Однажды мы с ним во Дворце спорта ЦСКА, в редакции еженедельника «Хоккей», выпили по «сто пятьдесят» перед началом матча. И потом поговорили откровенно, иначе он не умел. Якушев дал понять, что не ропщет на судьбу. «Наверное, все
Действительно – головная боль. Ведь ежедневно Виктору Прохоровичу приходилось пешком подниматься на 5-й этаж своей скромной квартиры. Кто-то заявлял, что ему должны помочь найти новое и более удобное жилье, но ничего не менялось. Он никогда ничего не просил и ни перед кем не унижался. На самом деле никому, кроме семьи и друзей, он не был нужен. Так всегда у русских – в беде не помогут, в войне победят. Но иначе думали шведы.
В начале 90-х годов бывший партнер Якушева по «Локомотиву» Михаил Ржевцев увидел знаменитого шведского хоккеиста Свена Юханссона по прозвищу Тумба на открытии клуба для гольфа в Москве и рассказал ему о проблемах Виктора Прохоровича, против которого швед не раз играл. После этого в Швеции довольно быстро собрали деньги на операцию. И успешно сделал ее известный хирург Рональд Петерссон, бывший нападающий «Тре Крунур», также бывший соперник Якушева.
К сожалению, жизнь Виктора Прохоровича оборвалась трагически. 27 июня 2001 года он поздно ночью возвращался со дня рождения знаменитого футболиста Анатолия Ильина, и, по версии милиции, его избили какие-то хулиганы. Якушева нашли на скамейке рядом с его домом. И отвезли в больницу, где он 6 июля скончался. Шаткой, мягко говоря, была версия о какой-то шпане. Якушев не был конфликтным человеком, его выдержке можно было только позавидовать. И вряд ли он мог затеять выяснение отношений с какими-то сорванцами. Друзья Виктора Прохоровича написали письмо в МВД России с просьбой провести тщательное расследование. Но правоохранительные органы, видимо, посчитали, что все и так ясно. В принципе, это обычное для современной России явление.
Вот, говорят, выпивал Виктор Якушев. А что, партийные и профсоюзные работники были членами общества трезвости? или руководители предприятий, инженерно-технические работники? И вообще, что, вся мужская часть населения на дух спиртное не переносила? Как бы не так.
Да, надо признать, что в советское время многие хоккеисты трезвенниками не были. Бывало, расслаблялись в промежутках между матчами по полной программе, тренеры с этим злом боролись. Навешивали выговора, премий лишали. Но проблему решить никому не удалось. И не было беспробудного пьянства. Игроки снимали напряжение, а потом все из себя выгоняли в банях и на тренировках, вообще, работали добросовестно.
И после завершения карьеры было немало игроков, которые находили утешение в спиртном. Однако мало кто спивался, со временем все приходило в норму. Но все-таки были случаи, когда опускались люди, доходили, как говорят, почти до ручки. Одним удавалось выкарабкаться на поверхность, другим, увы, нет. И никому не дано права осуждать людей и навешивать на них ярлыки. Никуда не попрешь против судьбы.
Мне не раз рассказывали о лихой жизни в молодости блестящего нападающего «Крыльев Советов» и сборной СССР Николая Павловича Хлыстова. Я часто встречался с ним во Дворце спорта «Крылышек» в Сетуни, где на матчах первенства СССР и России собирались ветераны клуба – Анатолий Кострюков, Борис Запрягаев, Альфред Кучевский, Петр Котов. Главный тренер команды Игорь Дмитриев внимательно относился к старшим товарищам, всегда их приглашали, как говорится, за кулисы, где они могли перекусить, выпить по сто граммов. Надо сказать, к середине девяностых годов они были людьми в полном смысле слова взрослыми, перешагнувшими пенсионный рубеж. И выпивали весьма аккуратно, для настроения. Но они не были пенсионерами в привычном понимании. В поведении, в манере разговаривать отчетливо просматривались светлые черточки, всегда мажорные, задиристые. Они, как мне кажется, видели себя такими же, как много лет назад. Я наблюдал за людьми с молодыми душами.
Николай Павлович, всегда аккуратный и подтянутый, хорошо одетый, вообще ничего не пил, кроме минералки. И никто его не уговаривал. Может, болен, думал я, или лекарство от спиртного принимает, все-таки – пил. Однажды мы с ним сидели вместе на трибуне. Когда закончился период, я сказал – пойдем, Николай Павлович, чайку попьем. Да ну его, ответил он. Как-то незаметно мы разговорились о жизни хоккеистов, точнее о том, что многие крепко пили, гибли. И неожиданно для меня он рассказал свою историю.
Хлыстов действительно любил выпить. А кто не пил? Таковых почти и не было. Но, пока играл, держал себя, что называется, в рамках. А вот после ухода с площадки жизнь у него не складывалась. Его на работу в спорте не устроили, да и не собирались, зная характер Николая Павловича. Он был мужиком откровенным и честным, мог любому все в глаза высказать. И отправился Хлыстов на завод, вернулся к рабочей профессии.
«Я не чувствовал себя ущемленным, подумаешь, тренером не стал. Не один я такой. И больших денег мне нужно не было. Работал себе спокойно. Но вокруг люди, они меня знали, уважали. И как это уважение в СССР проявлялось? Водкой угощали. Отказаться вроде было неудобно, казалось, обидятся. И пошло, поехало. Вроде бы понимаю, что под откос качусь, но никак остановиться не могу. Однажды пришел домой пьяным, а дочка смотрит на меня и плачет. Бывало такое и раньше, и жена плакала, ругала. Но тут внутри все содрогнулось. Я подумал, что же ты, Коля, делаешь? Я не давал себе никакого слова, просто завязал».
На первый взгляд, ничего особенного. Ну, пьющий человек отказался от спиртного. Но на самом деле сделать это, как известно, без помощи врачей фантастически сложно. У Николая Хлыстова, простого русского мужика с потрясающим характером, хватило силы воли. Как и у знаменитого защитника ЦСКА и сборной СССР Дмитрия Уколова. Он отошел от хоккея, устроился работать водителем. Я несколько раз встречал его на московском стадионе имени Мягкова, куда он приезжал играть в хоккей с мячом за свой таксомоторный парк.
Простой в общении, скромный и рассудительный человек. Далеко не все знали, что он звезда мирового хоккея, олимпийский чемпион. Впрочем, для СССР это было в порядке вещей. Трехкратный олимпийский чемпион в тройном прыжке Виктор Санеев также водителем такси в Тбилиси работал. Ну кто бы в цивилизованной стране это допустил?
Об Уколове, конечно, никто не вспоминал, на торжественные мероприятия его не приглашали. Как и Владимира Гребенникова, мощного форварда «Крыльев Советов». Он, когда мы познакомились в 1966 году, только закончил играть в рязанском «Спартаке» и работал инструктором физкультуры московского завода «Промсвязь». И никакого удовлетворения от этого не получал. Так и говорил – ничего интересного, но других вариантов пока нет. Второй раз я увидел его в 1993 году во Дворце спорта «Крылья Советов». Диктор объявил, что сейчас будет вручено удостоверение «Заслуженный мастер спорта» бывшему игроку «Крылышек» и сборной СССР Владимиру Гребенникову. Удивился, ведь он никогда среди ветеранов не появлялся. Вдоль скамейки запасных шел, как мне показалось, совсем невысокий худой человек. Кто это, подумал я? Это был Владимир Гребенников. Сказал Запрягаеву: Борис Леонидович, боже мой, от него же ничего не осталось. А ты как хочешь, ответил он, вот что жизнь с людьми делает. Потом спросил у кого-то из руководства «Крыльев Советов», что случилось с ним, почему не общается с ветеранами, вместе же играли. Узнал, что Гребенников тяжело болеет и шансов у него, как говорят, нет. Наверное, он понимал, что будут задавать вопросы, а что отвечать? Поэтому и не хотел ни с кем встречаться. Вскоре, в 1994 году, Владимира Алексеевича не стало.
Когда выдающийся защитник Иван Трегубов был в расцвете сил, Анатолий Тарасов терпел его пристрастие к спиртному, тренер и сам не был трезвенником, но умел себя вести и знал, когда можно и когда нельзя. Это дело чисто житейское. Потом, все знали, что Тарасов удар держит.
Однако стоило Ивану Грозному, как называли Трегубова за рубежом, сбросить обороты, как ЦСКА от него отказался. Он отправился в клуб СКА (Куйбышев), а через два сезона его пригласили в «Химик», но Николай Эпштейн, при всей его демократичности, не мог держать игрока, постоянно нарушавшего режим. И постепенно Иван Сергеевич покатился под откос. Надо было на что-то жить, и он работал в разных местах, одно время – в пивном павильоне на Центральном стадионе имени В. И. Ленина. Он не валялся под забором, не был конфликтным, но обойтись без водки не мог. И все-таки сумел перебороть себя, как и Николай Хлыстов.