Тайны советского хоккея
Шрифт:
На мой взгляд, на периферии звезд без внимания не оставляли, поскольку таковых было немного. Возьмем шестидесятые годы. Один лишь периферийный игрок, голкипер Виктор Коноваленко, из горьковского «Торпедо» блистал в сборной. Когда он выступать закончил, ему предложили молодых вратарей тренировать, затем он работал директором Дворца спорта. Может быть, кому-то этого было и мало, но Виктор вырос в простой семье, в 14 лет пошел работать на автозавод. Он был скроен так, что не переживал завершение карьеры болезненно. Он остался в хоккее – это было главным. Запросы были невелики, он же жил на зарплату. И продолжал ее получать за свой тренерский труд. Таковы были советские реалии, распространявшиеся
Работу наставника в спорте, в искусстве вряд ли есть смысл сравнивать с обычной трудовой деятельностью. Здесь понятие «стабильность» можно расценивать если не как редкость, то уж явление не частое. И здесь у взрослых уже людей был на пути сложный процесс и отстранения от работы, и завершения карьеры. Правда, в Советском Союзе тренеров как перчатки не меняли. Это сейчас такая мода. Но долгожителей, то есть работавших в одном клубе, было не так уж много.
Мне приходилось разговаривать со многими тренерами – успешными, крепкими середняками, талантами, не сумевшими, в силу определенных обстоятельств, добиться высоких результатов, неудачниками. У каждого были свои подходы к работе, позиции и взгляды на хоккей, но они, так или иначе, вписывались в рамки советской школы. Но двух одинаковых наставников я не встречал никогда, у каждого тренера было что-то свое, фирменное. А вот обязанности у всех были, считайте, одни и те же. Тренеры отвечали не только за подготовку и результат, а решали массу самых разнообразных вопросов.
Однажды, во время товарищеского обеда, весьма острый на язык Дмитрий Богинов, наставник киевского «Динамо», сказал Николаю Эпштейну: «Ты вот живешь в Воскресенске как король. Что ни попросишь – все делают. А я тещу одного своего хоккеиста никак не могу в санаторий устроить…» Все, естественно, рассмеялись. А не менее остроумный Эпштейн тут же свой вопрос задал: «Дим, наверное, санаторий-то цэковский…» И не факт, что Богинов пошутил, а Эпштейн что-то шибко преувеличил. Ибо тренер обладал широкими возможностями, общаясь с партийными и советскими руководителями на местах, директорами крупных предприятий. Он был и помощник, и советчик, и добытчик. И самый главный ответчик.
«Нагрузка у каждого тренера команды мастеров, – всегда подчеркивает Виктор Тихонов, – колоссальная. У него практически не бывало времени на передышки. Даже отпуска получались короче, чем у игроков, поскольку накапливались различные дела. Команда – это сложнейший механизм, в нем постоянно что-то происходит, а тренер – первое лицо, если он допустит ошибку, чего-то не сделает, кого-то подведет, то это всегда отражается на климате в коллективе и качестве игры. Вернее, отражалось. Сейчас в хоккее живут по иным правилам».
Если говорить о тренерской текучке во времена СССР, то, как отмечалось выше, наставников освобождали от работы не так уж часто. Существовал некий водораздел. Руководители отдавали себе отчет в том, на что их команда способна. И в соответствии с этим ставили задачи. Главным для всех, кроме претендентов на медали, было не провалиться. Лидерам требовалось занять места на пьедестале, середнякам – побороться за 4—5-е место, а если повезет, то за бронзу. И не опуститься в подвал таблицы. Аутсайдер был обязан сохранить позиции в высшей лиге.
Чемпионом по увольнениям старших и главных тренеров можно без малейшего риска провозгласить московский «Спартак». Его возглавляли 25 наставников. В большинстве случаев их отстраняли от работы за «низкие» показатели. Что это такое? Партийные и советские руководители столицы видели в «Спартаке»
Но Всеволод Михайлович вскоре ушел из «Спартака». Говорили, что ему предложили вернуться в футбольный ЦСКА и восстановить в звании. Это было важно, поскольку, как известно, в СССР офицеры получали достойные пенсии. Евгений Зимин рассказал другую историю. В ходе победного для «Спартака» чемпионата руководство общества сулило за первое место златые горы. Бобров не скрывал это от игроков. Но, как это часто бывало в те заповедные времена, обещания выполнены были лишь частично. И тренер ушел в отставку потому, что не захотел иметь дело с непорядочными людьми.
В 1969 году «Спартак» возглавил Николай Карпов, тренер, как говорят, умевший работать с игроками. Он не стал ничего ломать, ибо понимал, что Бобров строил команду не на сезон, сохранил игроков, и «Спартак» выиграл золотые медали. Вскоре его отправили в отставку, поняв, что в сезоне 1969–1970 года успех повторить не удастся. И в команду приходит совсем молодой старший тренер Борис Майоров, спартаковцы становятся при нем серебряными призерами, дважды завоевывают популярный тогда Кубок СССР. Казалось бы, все в порядке. Тем более что Борис Александрович считался одним из наиболее перспективных наставников. Однако его приглашают в МГС «Спартак» и объявляют об освобождении из команды. Причем без объяснения причин.
Спустя шесть лет Роберта Черенкова пригласил в Москву первый секретарь МГК КПСС Виктор Гришин и назначил старшим тренером «Спартака». Спустя полтора сезона тренер на банкете поставил на место подвыпившего хоккеиста, который полез выяснять с ним отношения. На следующий день перед тренировкой Черенков объявил, что отчисляет из команды за оскорбление тренера Валерия Брагина. Но руководители общества посчитали, что наставник не имел права оказывать на игрока физическое воздействие. И отстранили его от работы. С формулировкой – «по собственному желанию». Произошло это в ситуации, когда «Спартак» шел на третьем месте в чемпионате СССР и его задачей в сезоне были бронзовые медали, которые в итоге и были завоеваны.
Борис Майоров, начинавший играть в «Спартаке» в 1956 году, обратил внимание на такую деталь: «В мои первые сезоны «Спартак» находился в чемпионате СССР на скромных позициях. И начальство к нам никогда не наведывалось. Оно начало появляться, когда команда прибавила». Вот и ответ на вопрос – тренерская чехарда в «Спартаке» от имперских замашек спартаковских начальников, мечтавших обойти ЦСКА. Но это было невозможно.
Повторюсь, никого не интересовало прошлое тренера. Каким бы он ни был великим мастером, с ним не церемонились. Мне не раз приходилось слышать, что Всеволод Бобров прекрасно относился к Борису Михайлову. Объясняется это не в последнюю очередь тем, что Михайлов, игрок на редкость самоотверженный, целеустремленный, был близок ему по духу. Помню, друг Всеволода Михайловича журналист «Вечерней Москвы» Владимир Пахомов рассказывал, что у Боброва был потрясающий спортивный характер, он терпеть не мог проигрывать. Неважно, были это настольный теннис, бильярд или еще что-нибудь. Он обязан был уйти победителем. И играл до тех пор, пока не выигрывал. Таким по духу был и остается Борис Михайлов. И надо бы уважительно относиться к великому мастеру, но у нас это не принято.