Тайны Старого и Нового света. Заговоры. Интриги. Мистификации
Шрифт:
Фуше усердно старался проследить любовные интриги австрийского посла Меттерниха (а также находившегося тогда в Париже Бенкендорфа, будущего царского шефа жандармов) и наличие у него общих привязанностей с Талейраном. Однако куда более важные предательские контакты Талейрана с австрийскими и русскими дипломатами не вошли в донесения — потому ли, что Фуше не успел о них пронюхать, или потому, что не считал нужным осведомлять Наполеона об этой стороне деятельности его министра иностранных дел. Содержали донесения Фуше и отчеты о разговорах, которые велись в иностранных посольствах, особенно тех, в которых оценивался режим империи. Но это уже относилось к сфере контрразведки. Иногда, впрочем, Фуше, явно теряя чувство юмора, переоценивал свою способность с помощью полицейских бюллетеней влиять на политику императора.
Узнав во время испанского похода
Вскоре после переворота 18 брюмера Бонапарт ощутил потребность в создании личной полиции. Первый консул не мог быть уверенным, что могущественная государственная полиция, возглавляемая Фуше, во многих случаях будет его орудием. Поэтому он поспешил создать пост префекта парижской полиции; однако, как уже упоминалось, назначенный на этот пост Дюбуа оказался недостаточным «противовесом» Фуше, и, кроме того, новая полиция была тоже государственной организацией, а не лично его, Бонапарта. Тогда Наполеон приступил к формированию личной полиции. Первоначально она носила импровизированный характер. Его адъютанту полковнику Дюроку, а потом генералам Жюно, Ланну, Даву, на верность которых Наполеон полагался, предписывалось вести слежку за определенными лицами и группировками. Централизовать получаемую информацию Наполеон поручил своему секретарю и другу юных лет Бурьену, что, впрочем, не помешало последнему за 25 000 франков в месяц снабжать всей известной ему информацией Фуше. (Этому не следует удивляться, если учесть, что агентом Фуше была сама вечно нуждавшаяся в деньгах императрица Жозефина, получавшая от министра полиции ежемесячно 30 тыс. франков.) Для осуществления собственно охранных и карательных мер был образован «отборный легион жандармов», который возглавлял Савари, впоследствии ставший преемником Фуше.
Личным агентом императора была великосветская куртизанка креолка Фортюне Гамелен, единственная из прежних подруг императрицы Жозефины, которую Наполеон не удалил от двора и не выслал из Парижа. Служба у Наполеона не помешала ей снабжать полезными сведениями и Талейрана, и известного биржевика Уврара. Не брезговала она и дипломатическим шпионажем, побывав для этой цели в Австрии и Пруссии. Оставаясь близкой приятельницей императрицы, мадам Гамелен начала интриговать против намерения Наполеона развестись с Жозефиной. Тот в гневе предписал передать мадам Гамелен, что, если она впредь только произнесет имя императора и императрицы, ее отправят в исправительное заведение для падших женщин. Это не помешало мадам Гамелен во время «Ста дней» стать агентом Наполеона, а позднее поступить на службу в полицию Бурбонов.
Другим агентом Наполеона (такого рода полицейских осведомителей официально именовали «корреспондентами») была второстепенная писательница мадам Жанлис. До 1789 года она была воспитательницей герцога Шартрского (позднее — герцога Орлеанского, после Июльской революции 1830 года ставшего королем Луи-Филиппом). В 1809 году она рассорилась с Фуше, который прекратил ей выплату жалованья. Наполеон приказал позднее вновь принять ее на службу. Так же поступила и полиция Бурбонов, за что Жанлис стала обливать грязью «корсиканского узурпатора». Впрочем, Людовик XVIII не принял ее предложение стать его личным осведомителем.
Несмотря на эффективность наполеоновской политической полиции, в ее рядах действовали роялистские агенты. Одна дама полусвета, арестованная уже после отставки Фуше как агент Бурбонов, согласилась передавать полиции сведения об интригах роялистов, одновременно, как выяснилось, продолжая торговать информацией, которую она добывала в Париже для своих роялистских нанимателей. За эту двустороннюю торговлю и дань, которую она собирала со своих поклонников в наполеоновской полиции и в кругах, верных дому Бурбонов, она сколотила состояние, приносившее ей около 600 тыс. франков ежегодного дохода!
Людовик XVIII
Вскоре после Реставрации Людовик XVIII задал Савари вопрос, сколько тот платил герцогу Омонскому, регулярно два раза в месяц писавшему из Англии донесения наполеоновскому министру полиции, «освещая» действия находившихся там в роялистской эмиграции бурбонских принцев.
— Насколько я помню, 24 тысячи франков в год, — ответил Савари.
— 24 тысячи франков! — воскликнул король. — Вот после этого, сударь, не презирай людей. Он мне всегда говорил: 12 тысяч франков… Это, вероятно, для того, чтобы не оплачивать мои авторские права. Ведь письма, которые вы получали, редактировал я сам.
Политическая полиция при Наполеоне использовалась главным образом не только для раскрытия антиправительственных заговоров, но и в ряде случаев для подготовки судебных процессов над участниками этих конспираций. Однако Наполеон прибегал к оружию политических процессов преимущественно в первые годы своего правления для упрочения режима Консульства, а после провозглашения империи — лишь когда явственно обнаружились признаки ее кризиса и надвигающегося крушения.
При существовании десятка соперничающих полиций, конечно, и тесно связанная с ними разведка тоже не являлась чем-то единым целым, действовавшим в интересах Наполеона. Это особенно относится к годам, когда пост министра полиции занимал Фуше. Хамелеон и профессиональный предатель, он был вместе с тем лучшей полицейской ищейкой, которую мог найти император.
Фуше понял, что лучше угроз и физических пыток действуют нередко подрыв морального состояния, психологическая пытка, взятие измором попавших в его руки агентов неприятеля. Подручным Фуше удавалось выведывать все нужные сведения под маской дружеского участия и только потом отправлять уже до предела «выжатую» жертву на гильотину.
Фуше был нужен Наполеону, который никогда не доверял своему министру полиции. Хозяин отлично знал, что слуга готов на любую измену, когда сочтет ее выгодной для себя. Поэтому личные шпионы императора не спускали глаз с его верного министра полиции, а тот прилагал, конечно, немалые усилия, чтобы выявить соглядатаев своего государя. Ближайшими помощниками Фуше являлись генеральный инспектор полиции Реаль и начальник отдела общественной безопасности секретной полиции Демаре.
Фуше, никогда не желавший сжигать за собой все мосты, вел очень хитроумную линию в отношении роялистов. Во Франции его полиция ревностно их выслеживала и немало отправила на эшафот. Но вот с роялистами, обретавшимися в безопасности на английской почве, у министра полиции был совсем другой разговор. Его агенты не раз пересекали Ла-Манш и нашептывали разным эмигрантам-роялистам, что Фуше, оказывается, в глубине души всегда остается на стороне «законного короля» Людовика XVIII. В Лондоне приманку Фуше жадно заглотнул Фош-Борель. Скрытые «роялистские симпатии» наполеоновского министра стали предметом, вызывавшим интерес среди ближайшего окружения «короля эмигрантов». Все шло хорошо, но Фуше приходилось учитывать, что его маневры не могут долгое время оставаться скрытыми от шпионов Наполеона. Поэтому министр полиции в частых верноподданнических докладах Наполеону подробно излагал свои интриганские цели, объясняя, что преследует их в интересах службы. Он-де хочет разложить изнутри эмигрантский лагерь и заманить некоторых особо опасных людей во Францию. Действительно, несколько роялистов, тайно пробравшихся во Францию прежде всего для того, чтобы установить связь с Фуше, были арестованы и казнены по приказу Наполеона как английские шпионы. Правда, не обошлось и без неожиданностей. В 1802 году Фош-Борель неосторожно появился в Париже и был немедленно арестован. Жозеф Фуше в 1804 году предложил ему перейти на службу к Наполеону. Чтобы выйти из тюрьмы, Фош-Борель выразил согласие, но, очутившись на свободе, снова стал активным членом роялистской разведки. Присланный Фош-Борелем в Париж его племянник Шарль Витель оказался в числе приговоренных к смерти роялистов. Император внимательно присматривался к хитроумным ходам своего министра.