Тайны третьей столицы
Шрифт:
Взгляд Кощея неожиданно подобрел, хотя речь осталась нарочито ломанной:
— Одываться нада — чиста, пахнуть — вкусна, клиенте дать удовольствие — беспрекословий. Всё, что ни пожелают. Ясна?
— Ясно, — опять согласилась Рита. Кощей задумался:
— Можна тебя для науки побить?
—Зачем же? — удивилась она. — Товарный вид испортится же! Кому я побитая-то нужна буду?
—Ну-у... Есть и такие, спэшл, клиентс. Но ты мне понравился. Ты — умный. Иди работать.
Решив, что на этом аудиенция закончена, Рита предпочла быстренько убраться.
Пингвин сначала
— Что сказал Фашист? — за неимением иных развлечений товарки сразу же окружили с расспросами. — Чего-то обещал?
— Фашист? Вы так его зовете? А я думала: Кощей.
Проститутки засмеялись, а смуглолицая с азиатскими чертами, доселе не вымолвившая ни слова, мелодично проворковала:
— Наставлял, небось, что надо: раз — лежать, и два - молчать?
— И не рыпаться, — поддакнула хохлушка. Рита на все кивала и робко улыбалась, иногда проверяя рукой, на месте ли металлический зажим в волосах. Это была единственная вещь, которая осталась у нее от далекой Родины, из Катеринбурга. И, самое обидное, ей некого было винить, кроме себя.
Она прекрасно знала, что ее Костя отсидел четыре года не за детские шалости, а за грабежи. И, судя по тому, что он, подпив, рассказывал о себе, прояви следователь побольше ума и старания, сидеть бы Косте еще не один год. Мама ей говорила, что бандиты умеют пустить пыль в глаза букетами, шикарными вечеринками и швырянием денег. Деньги им достаются легко, а срок на свободе слишком мал, чтобы откладывать что-то. Поэтому на что, на что, а на обещания и клятвы они не скупятся. Но это не значит, что и ей, Рите, надо рисковать жизнью, дабы стать еще невесть какой по счету, убедившейся на своей шкуре: черного кобеля не отмоешь добела.
Но Рите очень хотелось доказать маме, что и та может ошибаться, и что именно ей с Костей повезет, он осознает пагубность преступного пути, и они заживут честно и счастливо.
К тому же, ей никак не верилось, что красивый и остроумный парень может быть подлым. Во всяком случае, по отношению именно к ней.
Но теперь ей хватило ума, чтобы сложить один и один. Если вчера ты просила у парня совета, к кому обратиться по поводу рассказа старушки, а назавтра тебе подсунули липовую турпутевку, и ты очутилась в турецком борделе —то все ясно. Костенька поделился информацией со своим —как там они называют начальников? — паханом. Тот решил, что убить ее будет стоить дороже, чем билеты до Турции. Тем более что отсюда пойдет и плата за нее. Возможно, часть заработанных ею в борделе денег достанется и Костеньке. Он сможет угостить шикарным ужином и осыпать цветочками еще одну дурочку. А может, и не одну.
Мама опять оказалась права. Противно лязгнула дверь, и Пингвин, пальцем называя на Риту, пропел:
— Эй, ты-ы! Кли-иент ждет!
— Ни пуха, ни пера! — пожелала сердобольная охлушка.
— К черту! — ответила Рита, поправляя на ходу волосы.
— Ну, раз она прихорашивается... — услышала она за спиной, и дверь захлопнулась.
В жизни всегда есть место подвигу
Пройдя за Пингвином по тому же коридору, но уже в другую сторону, Рита очутилась в апартаментах, похожих на номер в приличном отеле. Огромная гостиная, богато обставленная, плавно перетекала в прохладную спальню с огромной круглой кроватью под прозрачным балдахином с тяжелыми кистями. Все это великолепие ясно давало понять: клиент — богатенький и влиятельный, а потому наверняка противный. Богатые люди вообще не считают нужным тратить силы на обходительность, а уж в борделе — тем более.
Подавив в себе дрожь и страх, она глубоко вздохнула и мобилизовалась, застыв посреди гостиной.
Белая с золотом резная дверь справа от входа открылась, и из ванной, пыхтя, вышел тучный, обливающийся потом, коротконогий турок. Его лицо сияло от самодовольного предвкушения.
«Вот угораздило же таким уродиться, — с жалостливой иронией подумала она, — А ведь у него наверняка и жена есть. Может она его даже любит. Но ладно. ...»
— Зер гут! — почтительно улыбнулась она, зная, что туризм туркам помогают наладить немцы.
Турок горделиво сбросил халат и, покачивая волосатыми плечами, прошествовал к кровати.
— Наташка! — позвал он.
И черный Кощей, запугивавший ее побоями, и писклявый Пингвин, снимавший с нее мерку, и соседки по камере, слишком дружно уговаривавшие ее смириться, не придали значения двум фактам из биографии Риты.
Во-первых, она работала на скорой помощи, и не где-нибудь, а именно в Катеринбурге. Тут она получила такой жизненный опыт, который не снился ни морским пехотинцам в песках Ирака, ни даже спецназовцам в Чечне.
И пьяница с ножом на нее бросался, решив, что она — сама Смерть, явившаяся по его душу. И наркоман прижимал к ее горлу перепачканный в крови спидоносца шприц, требуя наркотика. И жена-истеричка душила, вообразив, что Рита — любовница умиравшего от инфаркта мужа. И дряхлая с виду бабка с манией преследования, окруженная десятком вонючих вопящих кошек, вонзала в нее ножницы, решив, что Рита хочет отобрать ее мяукающих любимцев.
Орденов за все это не дают, и зарплатой тоже не балуют. Но зато, переживший подобное не испугается кучки сутенеров-недоносков, способных жить только за счет слабых женщин.
К тому же та самая бабка-кошатница сослужила хорошую службу. Из-за нее у Риты приключился нервный срыв, и доктор Брылин по дружбе — то есть, задаром — устроил ее на сеансы психологического тренинга. Уже после нескольких занятий, почувствовав себя уверенней, она начала гораздо трезвее оценивать ситуации, и многое переосмыслила в своих приоритетах.
Жаль только, что не все.
Но она успела понять, что в этой жизни мало быть отзывчивым на чужую боль, не мешает всегда иметь под рукой что-нибудь увесистое или, на худой конец, хотя бы острое.