Тайны ушедшего века. Власть. Распри. Подоплека
Шрифт:
К числу аргументов, свидетельствующих о том, что дело нечисто, что выступление Ельцина не стало неожиданным для Горбачева, относят и подозрительно быстрое и точное формулирование генсеком основных положений заявления Ельцина. Едва только оратор покинул трибуну, как Михаил Сергеевич молниеносно придал его довольно сумбурным словам концептуальную направленность. Без предварительного ознакомления, навскидку, такое невозможно, — уверяют поднаторевшие в ведении заседаний враги Горбачева.
По протоколу все выступающие обычно сдавали тексты своих речей в секретариат — для сверки со стенограммой. У Ельцина написанного текста не
Закон стаи
— Да не было никакого сговора, все это бред больного воображения! — воскликнул один из бывших высокопоставленных партийных деятелей в ответ на просьбу прокомментировать любимую недругами Горбачева версию. — Любой нормальный человек не перенес бы того, что с Ельциным сделали на пленуме. Ну, покритиковал Политбюро, Секретариат, Лигачева… Что, не имел права? Горбачев ведь всем даровал плюрализм. Кстати, в отношении генсека Ельцин был корректен… Допустим, что спасовал, дрогнул, не выдержал гигантской нагрузки. Ну и отпустите с миром, дайте менее сложную работу — человек сам об этом просит… Нет, устроили публичную порку. Я тут недавно на досуге прочел стенограмму, и за голову схватился. Набросились, как стая волков. Не знал всех обстоятельств дела, о которых Горбачев, кстати, умолчал и вскользь упомянул лишь после окончания экзекуции. О какой человечности или здравом смысле можно говорить?
Неожиданная точка зрения человека, которого никак в симпатиях к Ельцину не заподозришь — он оставил моего собеседника без «вертушки», казенной дачи, сверкающей черным лаком «Волги» со спецсвязью, — подвигла обратиться к стенограмме выступлений. Захотелось по прошествии времени посмотреть, чем же поразил документ.
Это было форменное избиение. По сигналу вожака стая злобно набросилась на жертву, допустившую слабость. Ни сочувствия, ни попытки разобраться в мотивах просьбы об отставке. Травля — жестокая, обидная, безнравственная.
Выступили 26 человек, в том числе все члены Политбюро. Осуждали даже люди, никогда с ним дела не имевшие, приехавшие из глубинки. По старой партийной традиции на трибуну выпустили представителей рабочего класса, руководителей профсоюзов и комсомола, которые тоже заклеймили отступника. Остракизму подвергали старые друзья, с которыми делал одно дело. Политическая незрелость, личные плохие черты характера, поздно — в 30 лет — вступил в партию, не получил должной закалки. Это омский соседушка Манякин отрабатывает за перевод в Москву, в Комитет народного контроля. Свердловчанин Рябов, посол во Франции: «Я первый, кто товарища Ельцина заметил на работе в домостроительном комбинате города Свердловска в 1968 году, мы выдвинули его на работу заведующим строительным отделом областного комитета партии. Но мы уже тогда подметили, если можно так сказать, негативные явления в его характере, в его отношении к людям…».
Больно хлестали, кусали и новые друзья. Обзывали клеветником, слабаком, примитивной недалекой личностью, злопыхателем. Даже молодые соревновались друг с другом, кто
Поаплодировав вместе со всеми очередному оратору, вылившему очередной ушат с помоями на объект всеобщей проработки, Горбачев поднял его с места, как нашкодившего мальчишку:
— Борис Николаевич, у тебя есть что сказать? Давай.
Дальнейшее походило на сцену из жизни комсомольской организации, когда строгий комсорг, упиваясь своим превосходством и властью, снисходительно бросает проштрафившемуся пэтэушнику:
— Ладно, дадим тебе слово еще раз.
Ельцин вышел к трибуне и попытался сделать кое-какие уточнения:
— Я назвал отношение к темпам перестройки волнообразным процессом потому, что нельзя рассчитывать, будто он будет постоянно только круто вверх идти, здесь неизбежны и спады…В отношении славословия. Здесь опять же я не обобщал и не говорил о всех членах Политбюро, я говорил о некоторых. Речь идет о двух-трех товарищах, которые, конечно, злоупотребляют, по моему мнению, иногда, говоря много положительного…
Горбачев не дал оратору закончить мысль, досказать, в чей адрес славословили члены Политбюро, прервал гневно:
— Борис Николаевич, ведь известно, что такое культ личности. Это система определенных идеологических взглядов, положение, характеризующее режим осуществления политической власти, демократии, состояния законности, отношение к кадрам, людям. Ты что, настолько политически безграмотен, что мы ликбез этот должны тебе организовывать здесь?
— Нет, сейчас уже не надо, — будто решив что-то важное для себя, ответил Ельцин.
— Сейчас вся страна втягивается в русло демократизации, — продолжил генсек, объясняя недоучке-уральцу, из каких элементов эта самая демократизация состоит. — И после этого обвинять Политбюро, что оно не делает уроков из прошлого? А разве не об этом говорилось в сегодняшнем докладе?
Провинившийся школьник поднял глаза на справедливого, никогда не ошибающегося учителя:
— А между прочим, о докладе, как я…
Ельцин хотел напомнить: в начале своего выступления он сказал, что доклад поддерживает, по нему нет замечаний, часть его предложений, высказанных на обсуждении в Политбюро, учтена. Зачем же приписывать то, чего он не говорил? Но Горбачев снова резко оборвал стоявшего на трибуне московского секретаря:
— Да не между прочим. У нас даже обсуждение доклада отодвинулось из-за твоей выходки.
И это было поставлено в вину, хотя, как мы знаем, прения по докладу решено было не открывать.
Ельцину с трудом удалось прорваться сквозь многословную обличительную тираду Горбачева:
— Нет, я о докладе первым сказал…
Зал возмущенно загудел. Стенограмма зафиксировала отдельные возгласы:
— О себе ты заботился!
— О своих неудовлетворенных амбициях!
Подзуженный голосами из зала, Горбачев распалился:
— Я тоже так думаю. И члены ЦК так тебя поняли. Тебе мало, что вокруг твоей персоны вращается только Москва. Надо, чтобы еще и Центральный Комитет занимался тобой? Уговаривал, да?.. Надо же дойти до такого гипертрофированного самолюбия, самомнения, чтобы поставить свои амбиции выше интересов партии, нашего дела! И это тогда, когда мы находимся на таком ответственном этапе перестройки. Надо же было навязать Центральному Комитету партии эту дискуссию! Считаю это безответственным поступком. Правильно товарищи дали характеристику твоей выходке…