Тайны уставшего города
Шрифт:
День рождения младшенького брат Женьки устроил по первому разряду. Стол ломился от закусок. Из ресторана «Астория» были присланы шницели по-министерски. Ну и, конечно, водка, портвейн, шампанское и пиво.
За столом весь уголовный цвет Вахрушинки. На почетном месте сидел дядя Миша. Самый авторитетный вор микрорайона Михаил Ключарев по кличке «Мишка Ключ». Некогда знаменитый вор-домушник. Сроков у него было столько, что хватило бы на целую футбольную команду. Он уже отошел от дел. Жил на пособие от общака да на долю, которую ему отстегивали воры за разработку серьезных операций.
В хорошую погоду он располагался в Вахрушинском скверике, курил папиросы «Норд», следил за порядком во дворе и приветливо раскланивался со знакомыми.
Я поначалу его даже не узнал. За столом сидел человек в дорогом, хорошо сшитом сером костюме, с золотом часов на запястье. Волосы были тщательно зачесаны на пробор и отливали оловянным цветом.
Когда все уселись, дядя Миша поднял рюмку, пожелал Женьке фартовой жизни. Все чинно выпили. Праздник начался. Но тут раздался звонок в дверь и появился участковый. Он торжествующе оглядел собравшихся и изрек:
— Все собрались.
Лихой народ не стал с ним спорить.
— А ты, Ключарев, опять воду мутишь, — продолжал участковый, — смотри, я тебя заберу.
— Ты, — прищурился дядя Миша, — чином еще не вышел. Меня на первую ходку сам Кандиано устраивал. А ты кто?
Участковый, пообещав всех отправить валить для страны древесину, ушел.
А дядя Миша, завалив очередную рюмку, с гордостью изрек:
— Меня только МУР забирал, но у МУРа совести хватит не портить людям праздник.
Он персонифицировал это серьезное подразделение милиции. Говорил о нем, как о живом человеке. Позже я узнал, что Валериан Кандиано был знаменитым муровским опером, погибшим от бандитской пули.
Московские воры гордились тем, что их задерживали сотрудники МУРа. Если тебя брала Петровка, значит, ты не сявка, а солидный блатарь. И это еще больше укрепляло авторитет серьезного урки.
Слава Московского уголовного розыска началась со знаменитого дела об ограблении Патриаршей ризницы в Кремле в январе восемнадцатого года. Правда, тогда эта служба называлась Московской уголовно-розыскной милицией.
Но это не меняет главного.
Об этом ограблении века писали и снимали фильмы достаточно часто. Но всегда забывали о человеке, практически раскрывшем это дело, о надзирателе Саратовской сыскной полиции Иване Свиткове.
Из ризницы были похищены изумруды, бриллианты, сапфиры, Евангелие 1648 года в золотом окладе с бриллиантами, Евангелие XII века, золотая чаша весом 34 фунта, драгоценные панагии, жемчуг. Оклады из золота и многокаратных рубинов. Короче, взяли на тридцать миллионов золотых рублей, по тем временам сумма астрономическая, на самом деле многие вещи были бесценными.
В Москве как раз развернулась кампания по увольнению из милицейского аппарата бывших полицейских. В уголовный розыск пришли матросы, рабочие, привлеченные романтикой гимназисты. О том, как ловить обнаглевших урок, они имели самые смутные понятия.
Я много читал документов и публикаций о том времени, где основной упор делался на то, что уголовно-розыскная милиция была укреплена членами ВКП(б), поэтому она так хорошо и работала. Но сыщик — это профессия, на которую партийность не влияет и которой только мешает.
А в Саратове все было как прежде. Местным розыском руководил опытный сыщик, гостиницы, трактиры, барахолки, малины были оперативно прикрыты, агентура давала ценные сведения, машина уголовного сыска работала так, словно никакой революции вовсе не было.
Поэтому Свитков и получил информацию, что двое перекупщиков пытаются продать крупную партию золота и драгоценных камней. Когда Свитков арестовал барыг, то с удивлением отметил, что все ценности явно церковного происхождения. Об ограблении Патриаршей ризницы он ничего не знал, так как сводка по этому делу в подразделения уголовного розыска республики не поступала, а была отправлена только в местную ЧК. Ну а там были слишком заняты борьбой с буржуазией, чтобы обращать внимание на такие мелочи.
Барыги сдали человека, продавшего им золото. Это был некто Самарин, проживавший в добротном доме неподалеку от центра.
Опытный сыскарь поднял старые донесения секретных сотрудников и выяснил, что дом этот приобрел известный московский вор Костя Полежаев по кличке «Костя Фрак».
Полежаев был арестован, при обыске у него нашли много ценностей из Патриаршей ризницы.
Но в ту же ночь Полежаев в камере повесился.
Свитков связался с Москвой и узнал об ограблении века. Он с ценностями, под надежной охраной выехал в столицу.
Константин Полежаев принадлежал к самой известной в Москве воровской семье. Его отец и три брата считались в уголовном мире России «иванами».
Свитков вместе с сотрудниками московского розыска накрыл в Краскове дом, в котором жил, естественно под чужой фамилией, младший из знаменитого воровского клана — Дмитрий Полежаев.
В доме нашли много похищенных из ризницы предметов и два драгоценнейших памятника культуры — Евангелия.
Но, безусловно, всего похищенного вернуть не удалось. Исчезли три самых крупных камня: черный алмаз, знаменитый рубин и огромный изумруд.
Эти камни начали жить своей отдельной, кровавой жизнью. Черный бриллиант проявился в 1972 году. За него был выкуплен из тюрьмы и ушел от расстрела крупнейший грузинский теневик.
Владельцем его стал один из самых крупных партийных боссов тех лет.
Я не называю его фамилию только потому, что историю бриллианта рассказали мне друзья-сыщики, а документы по этому делу по сей день лежат в архиве на спецхранении.
Вот так получается. Весь расклад знаю, даже располагаю точными сведениями, в каком архиве лежат нужные мне бумаги, а получить их не могу, потому что ныне покойный кандидат в члены Политбюро и крупный политик был тем, кого можно смело назвать одним из отцов сегодняшней коррупции. А эти люди своих не сдают.