Тайны уставшего города
Шрифт:
Это сейчас. А ведь не так давно именно они санкционировали огонь на поражение.
Как же не хочется, чтобы все повторилось.
Но в нашей стране мы не застрахованы ни от чего. Вспомните осень 1993 года. Кто дал тогда команду «Огонь на поражение!»?
Ночь на краю света
Январь 1963-го в Целинограде был холодным и вьюжным. У касс Аэрофлота в гостинице «Ишим» я встретил собкора КазТа по Целинному краю Володю Шевченко, он летел в Алма-Ату
— Ты куда? — спросил он меня.
— В Тургай.
— На край света, значит, — усмехнулся Володя.
Я очень хорошо помнил копию старой гравюры из учебника географии для пятого класса. Монах добрался до края света, просунул голову в небесный свод и с интересом наблюдает за тем, что происходит по другую сторону.
Но мы с младых ногтей были материалистами и знали, что земля круглая, поэтому встречи с прекрасным на «краю света» я не ожидал.
Да и добраться до него было нелегко. В Кустанае в инстанциях мне объяснили, что поезда туда не ходят, а автомобильное сообщение прервано из-за заносов, остается один путь — воздухом.
В аэропорту дежурный, улыбчивый парень в летной вытертой куртке, доходчиво объяснил мне, что облачность низкая, в полетном коридоре снежные заряды, поэтому борты на Тургай не ходят.
Но все-таки некая магия редакционного удостоверения сделала свое дело, в те годы к журналистам относились с опаской и почтением, и дежурный поведал мне, что на «край земли» идет один борт спецрейсом.
— Вы сами-то откуда будете?
— Из Целинограда.
— Да нет, живете вы где?
— В Москве.
— Земляк, — обрадовался дежурный.
Выяснилось, что он с Лесной, окончил Егорьевское училище ГВФ, прибыл сюда по замене кадров на два года и считает дни до отъезда домой.
Мы поговорили о Москве, с тоской вспомнили пивбар «Прага» в Парке культуры и еще много замечательных московских мест.
— Я тебе постараюсь помочь, через час спецборт идет на Тургай, может, уговорю пилота.
Мы вышли на летное поле. Следы заметала поземка, небо, мрачное, как жизнь, низко висело над взлетной полосой; казалось, подними руку — и коснешься темных облаков.
Вдалеке прогревал моторы небольшой Як с красным крестом на борту.
— Санавиация? — спросил я.
— Угу, — ответил мой спутник.
— Врачей везут?
— Можно и так сказать, — усмехнулся дежурный.
Мы подошли к машине. Пилот уже прогревал моторы.
Дежурный замахал руками, и пилот вылез из кабины.
— Слышь, Коля, — сказал мой благодетель, — возьми корреспондента на Тургай.
— Я что, — развел руками Коля, — я со всей душой. Только сам знаешь, кто здесь командует. Попробую уговорить.
Через несколько минут из самолета выглянул казах явно руководящего вида, в овчинном тулупе, накинутом на синее номенклатурное пальто с серым каракулевым воротником.
— Документы, — со знакомыми интонациями распорядился он.
Я протянул ему свое удостоверение, в котором было обозначено, что я — зав отделом краевой комсомольской газеты.
Наверно, нигде в СССР не любили так должности, как в цветущем Казахстане. Чин «зав отделом» заставлял задумываться национальных начальников.
Пока непроницаемый казах задумчиво сверял мою фотографию с оригиналом, из самолета выпрыгнул некто в кожаном пальто и пыжиковой шапке.
Он посмотрел на меня веселыми смеющимися глазами, взял у казаха удостоверение, мельком глянул и протянул мне.
— Откуда сам?
— Из Москвы.
— Земляк. В командировку?
— Конечно.
— Возьмем корреспондента, Есым Естомбаевич, возьмем. Поможем подручному партии.
Я залез в холодную кабину самолета, пилот дал мне ватный чехол, которым закрывали мотор.
— Накинь, корреспондент, а то в своем пальтишке замерзнешь.
— Ничего, врачи не дадут.
— Это точно, — ответил веселый человек в кожаном пальто, — мы врачи-общественники, у нас свое лекарство.
И как только самолет, вылетев, лег на курс, он вытащил из портфеля бутылку коньяка «Двин» и два раскладных стаканчика.
Мы выпили за знакомство, полет стал значительно приятнее.
В Тургае на летном поле рядом со странным сооружением, именуемым «Аэропорт», моих попутчиков ждали местные «врачи-общественники», двое из них были в светлых офицерских полушубках, погоны на них радостно светились васильковыми просветами.
— Ты куда, земляк? — спросил меня кожаный человек по имени Борис.
— В совхоз «Южный».
— Не ближний свет. Возможно, там и увидимся.
Я прилетел в этот забытый богом, но не оставленный заботами КГБ город по письму. В совхозе «Южный» директор школы Бекбаулов избивал русских детей.
Когда я уезжал в командировку, мой московский знакомый Рамаз Мчелидзе, сын знаменитой певицы Веры Давыдовой, работавший в Целинограде зам зав отделом пропаганды крайкома партии, сказал мне:
— Разбирайся как следует, только ни в коем случае не противопоставляй казахов и русских. Никакой национальной розни. Обычное бытовое хулиганство.
Секретарь райкома комсомола встретил меня с положенным радушием, сказал, что в семь утра в «Южный» пойдет грузовик с продуктами и захватит меня.
— Долго ехать-то? — поинтересовался я.
— Да нет, затемно выедете и затемно приедете.
Я все понял, в заснеженной степи никто не мог назвать точное время маршрута.
Так оно и вышло. С веселым приблатненным водилой Серегой мы покинули степную столицу в семь, а приехали около двенадцати ночи.