Тайны уставшего города
Шрифт:
В вагонах трамвая я встречал своих знакомцев по Кондратьевскому переулку, завсегдатаев пивнушки Вити Царя. Они как сообщники подмигивали мне и, втискиваясь в толпу пассажиров, занимались своей ответственной работой.
Мой сосед Миша Бегунок работал исключительно в трамваях. Он был фартовым, удачливым вором, долгие годы не попадавшим на нары. Он виртуозно «щипал» и мастерски работал «пиской».
Но пришло и его время. И заловил знаменитого карманника мой покойный друг генерал Эрик Абрамов. Правда, тогда он был всего-навсего старшим лейтенантом
В те времена сыщики скрепя сердце регистрировали все поданные заявления. В отделении накопилось огромное количество «висяков». Все «терпилы» пострадали от карманников. Над головой начальника угрозыска начали сгущаться тучи.
Хороший сыщик должен быть талантлив. Талант его заключается не в умении увидеть в лупу чей-то волос, хотя и это нужно. Талант сыщика — умение работать с людьми, и прежде всего с агентами.
Миша Бегунок, фартовый вор, и я уже писал, что за всю свою карьеру «щипача» он ни разу не сел на нары.
Агент рассказал Абрамову о Мише, но сложность заключалась в том, что по учетам Бегунок не проходил, и ни его фаса, ни профиля в картотеке не было.
Тогда решили действовать иначе. Опера заняли позицию на лавочке в кустах недалеко от подъезда Миши. Агенту дано было четкое задание обняться с объектом.
Через несколько часов засады в кустах появился во дворе Миша.
Агент, принявший четвертинку за милицейский счет, разыгрывая пьяного, обнял его и поволок в сторону пивной с предложением добавить еще.
Сыщики хорошо запомнили Мишу. И начались две недели поездок и пересадок с трамвая на трамвай. Надо сказать, что Бегунок любил работать именно в «аннушке». Маршрут пролегал через центр, и народ в трамвае ездил вполне зажиточный.
И надо же такому случиться, что в этот день Эрик Абрамов сел в трамвай совсем по другому делу. Он ехал в управление на Петровку и решил выйти в Оружейном переулке.
Бегунка он срисовал сразу же. Однако взять его «на кармане» в одиночку просто нереально. Но я уже говорил, что мой друг был хорошим сыщиком. В кармане его желтой американской летной куртки, огромного дефицита в то время, лежал вещдок — толстенный бумажник, который он должен был отдать следователю.
Эрик достал его, заранее приготовив в кулаке две монеты по пятнадцать копеек, и сделал вид, что достает мелочь из этого сафьянового чуда. Купил билет и демонстративно сунул бумажник в боковой, на языке щипачей «чужой», карман и вышел на площадку.
Конечно, такого Бегунок упустить не мог. Чистый фраер стоял на открытой площадке. Узкие стиляжные брюки, желтая кожанка, признак зажиточности, и толстенный сафьяновый бумажник, положенный в «чужой» карман.
Когда бумажник перекочевал в карман Бегунка и он намеревался на ходу спрыгнуть с площадки трамвая, типичный фраер с силой сжал его локоть и сказал:
— Не дергайся, уголовный розыск.
Миша Бегунок рванулся, но мент держал его крепко. Тогда он пошел на крайнюю меру: рванув за собой опера, вывалился из трамвая.
Им повезло, в сквер напротив кинотеатра «Экран жизни» привезли чернозем для клумб, туда-то и свалились охотник
— Ты понимаешь, — рассказывал мне Эрик через много лет, — у меня был коварный план: сдать вещдок следаку и поехать к своей девушке. Я надел новые серые брюки, у товарища выпросил американский галстук. И вдруг во всем великолепии зарыться по макушку в унавоженный чернозем!…
Мише Бегунку не удалось скинуть кошелек, уж больно крепко держал его мент.
И пошел он по первой ходке.
Каждый день в начале одиннадцатого я выходил из своего дома на улице Москвина и шел к зданию Радиокомитета на Путинках. Там, рядом с Рождественским бульваром, была остановка пятнадцатого. Это был уже другой трамвай. Вагоны моего детства, с широкими площадками, снимали с маршрутов. На смену им приходили трамваи, похожие на вагоны метро, с пневматическими дверями.
Я садился и ехал на Чистопрудный бульвар в редакцию. За окнами была все та же Москва. Но теперь я несколько иначе смотрел на дома, особнячки и арки проходных дворов.
Трамвай вез меня сквозь иную Москву. Злую и опасную.
Вот угловой дом на Трубной, в нем топором убили шестерых, семью татар, промышлявших золотом. Оперативники взяли убийц в Сандуновских банях, когда они, завернувшись в простыни, оттягивались водочкой и пивом.
А в знаменитом доме «Страхового общества Россия» в сорок втором году функционировал своеобразный дом свиданий. Хозяин его — журналист, впоследствии известный кинодраматург, лауреат Ленинской премии — зазывал сюда своих коллег-военкоров. Здесь было все: прекрасные дамы, карты, неограниченное количество выпивки и добрая закуска.
Слава о сем гостеприимном убежище в тяжелые военные годы распространялась стремительно, и в дом на Сретенском бульваре, как на огонь, летели уставшие от окопов и боев люди. Водка и дамы развязывали языки. Что и надо было подразделению, которым командовал комиссар госбезопасности Герцовский.
Правда, потом квартиру эту прикрыли, когда выяснилось, что содержатель бардака отправил некоторое количество продуктов и водки на Тишинку.
На этом же бульваре помещалась маленькая типография, где некто Смоленский печатал отрывные талоны к продуктовым карточкам блокадного Ленинграда. Эти талоны переправляли в умирающий от голода город, и магазинное ворье, отчитываясь ими, крало огромное количество продуктов, которые обменивались на ценности, переправляемые в Москву.
Дело это начал раскручивать МУР, потом им занялись ленинградские опера.
Всех арестовали. Через много лет, изучая оперативные материалы по этому делу в Москве и Ленинграде, я ужаснулся нравственному падению ленинградских торгашей. Правда, если бы эти материалы попали ко мне сегодня, вряд ли меня что-нибудь удивило.
Еще одна занятная история произошла в 1916 году на маршруте «А», который и в те годы бежал мимо московских бульваров. На этой богатой трассе постоянно промышлял карманник по кличке «Чиновник». Кликуху свою он получил за то, что во время работы надевал форму Министерства двора, со знаком отличия надворного советника. И вот однажды он увел у некоего господина здоровенный бумажник-полупортфель.