Тайны войны
Шрифт:
На другой день, отшагав много миль по проселкам, сели передохнуть у колодца, под одиноким дубом, мощно раскинувшим свои ветви. И дуб, и колодец, выложенный камнем, и крестьянский двор с толстыми, будто крепостными стенами стояли, плотно вросшие в землю. Стояли, может быть, больше века. Как и всюду, где проходили солдаты, в усадьбе было пусто. Чужие люди, также бросившие свое жилье, заходили в дом взглянуть на царящее там запустенье. Теперь все это считалось ничьим. Каждый считал себя вправе взять все, что может пригодиться в дороге. Но в доме и во дворе уже не оставалось ничего ценного. Заходили посмотреть больше из какого-то безразличного любопытства, как смотрят на незнакомого покойника.
Больше, чем опустевший дом, беженцев привлекал колодец с цепью, прикованной к лебедке, с тяжелой, позеленевшей деревянной бадьей, от которой веяло сыростью. Истомленные пешеходы, повозки сворачивали с тракта к старому дубу. Люди заглядывали в темную глубину колодца, животные тянулись мордами к деревянной колоде. Но в колодце воды давно не было, ее вычерпали до песка. Иные скрипучей лебедкой вытаскивали бадью, находили там на донышке густую жижу и разочарованно трогались дальше. Хотелось пить.
Морен сидел на земле, прислонившись к шершавому стволу дерева, и жевал хлеб с куском сыра – сыр удалось найти в чьем-то погребе. Подошвы ног горели от жары и усталости. Шарль разулся и наслаждался ощущением наступившей вдруг легкости и прохлады. Фрашон перелил из бадьи в котелки желтую густую жижу. Ждал, когда отстоится вода.
– Народу, народу сколько идет, будто вся Франция едет пахать на дальнее поле... Вот и попьем сейчас.
Он слил отстоявшуюся воду в порожний котелок, стукнул ладонью по днищу и вывалил на землю кучку вязкого, сырого песка.
От дороги к колодцу свернула крестьянская повозка, запряженная парой усталых коней. На повозке, в которой возят с полей снопы, сидели две женщины. Морен вскочил и пошел навстречу.
– Мари! – Девушка не видела солдата. Она была в том же клетчатом платье. – Мари! – крикнул снова Морен.
Пожилая женщина, державшая вожжи, подтолкнула девушку, кивнула на подходившего солдата. Мари оглянулась, узнала Шарля и улыбнулась.
Фрашон подошел тоже.
– Куда вы?
Мари не расслышала, мать ответила вместо нее:
– Не знаем. Куда все.
Женщины выбрались из повозки, подсели к солдатам. Оказалось, что они ехали той же дорогой, покинув деревню в ту ночь, когда Шарль и Фрашон проводили Мари домой. Накануне они ночевали даже в одной деревне. Женщины с жадностью пили воду – солдатам осталось по два глотка.
– Куда же поедете? – переспросил Фрашон.
– Не знаю, не знаю... – Мать тяжело вздохнула и сокрушенно опустила голову. – Ума не приложу, что теперь делать.
– Вот что, – у Фрашона внезапно появилась идея. – Езжайте в Фалез. Как доедете до Фалеза, сразу поворачивайте влево, мимо водяной мельницы. Там дорога одна. Приедете в деревню, спросите Катарину Фрашон. Там все знают. Как-нибудь приютитесь.
– А где этот Фалез?
Фрашон стал объяснять. Он сразу уверился, что женщинам следует ехать именно в Фалез и никуда больше.
– Встретите Катарину, скажите – видели Жана Фрашона. Это меня. Скажите: пока жив еще, он и прислал, мол.
Мари не принимала участия в разговоре. После контузии слух все еще не возвращался. Шарль пытался с ней говорить, но для этого надо было кричать перед самым ухом. Это почему-то смущало его, он стыдился перед солдатами.
Фрашон поправил сбрую, подтянул постромки, похлопал по крупу лошадь.
– Дойдут!
Когда женщины снова уселись в повозку, он сказал матери:
– Встретите Катарину, напомните – пусть зайдет к Буассону. Хозяину нечего валять дурака, пускай отдает долг. В отпуск я на него даром, что ли, работал... Так и скажите жене – пусть заберет долг... А трактом не ездите, они по дорогам бьют. Проселками, не торопясь, и доедете. Бывайте здоровы! Скажите, что жив еще... Может, и встретимся.
Морен пожал руку девушке:
– До свидания!
Мари кивнула ему головой. Повозка свернула за усадьбой, а солдаты обулись и пошли прямо к Аррасу.
IV
С ходу немцам не удалось захватить Аррас. Потеряв несколько танков, они отошли за холм, обескураженные внезапным сопротивлением.
Морен примостился в неглубоком окопчике перед амбразурой, сделанной в баррикаде из мешков с песком. Мешки лежали штабелями, как на мельнице, и надежно защищали от пуль и осколков. Но против бомбежек они не предохраняли. Во время налетов приходилось залезать в тесные лисьи норы, отрытые наспех во время обороны. Солдаты два дня не выходили из боя. Заросшие щетиной, почерневшие, оглушенные, измазанные глиной, они держались, и немцы ничего не могли с ними сделать. Занятые позиции были плёвые – так, окопчики, баррикады, ежи из колючей проволоки да противотанковый ров, который не удалось дорыть.
В сумятице на дорогах, среди которой сам черт сломит голову, Шарль и Фрашон все-таки нашли свою роту. Конечно, это было делом случая, – кто знал, что они встретят на дороге сержанта Пинэ.
По этому поводу Фрашон заметил: «Солдат как кошка – куда ни занеси, найдет дорогу обратно. Приживается к роте».
Куда делся весь полк, никто не знал. Может быть, тоже держит где-нибудь оборону. А сержант Пинэ, заметив их на дороге, сказал как ни в чем не бывало, будто они задержались в нужнике:
– Вы долго еще будете бездельничать? Я за вас должен таскать мешки? Идите на свое место!
Приставшие в пути солдаты тоже пошли за Фрашоном. Их место оказалось на огородах, на окраине города. Ночью они строили оборону, а с рассветом немецкие танки пошли в атаку. Танковую атаку отбили артиллеристы. Только один танк перевалил через ров. Его забросали гранатами. Он закрутился на одной гусенице и вспыхнул. Морен впервые видел, как горят танки. Краска вспучилась пузырями, коробилась, потом огонь, вероятно, проник в баки, а может быть, рванули снаряды. Башня съехала набекрень. Над танком поднялся столб дыма. Это повысило у всех настроение. Танк дымился до самого вечера.