Тайны войны
Шрифт:
В квартире стоял содом. Раскрытые чемоданы, разбросанные вещи... Пахло лекарством. Жена ставила Элен горчичник. Посмотрела на Жюля лучистыми глазами. Искала примирения.
– Ты устал, Жюль. Все еще сердишься?..Прости меня! На днях мы уедем. Только бы не перешло в бронхит...
– Делай как хочешь. Мне надоели капризы.
Жюль прошел в кабинет. Заплакала Элен, – вероятно, горчичник начал щипать. Лилиан склонилась над дочерью:
– Потерпи, потерпи, крошка! Скоро мы поедем к дедушке... Тетушка Гарбо, может быть, пора снять?
– Нет,
Уехать не пришлось ни через пять дней, ни через неделю. Доктор опасался воспаления легких. Он приходил каждый день, успокаивал, но ехать пока не советовал. Нужно подождать еще день-два. Виноторговец терзался сомнениями: ехать одному или ждать? На виноградниках самое горячее время, без него там все пойдет прахом. Нужен свой глаз. А Лилиан как одержимая. Совершенно не спит. Осунулась, похудела. Откладывает отъезд со дня на день.
Жюль почти не бывал дома, иногда не ночевал. Когда приходил, скупо отвечал на расспросы тестя. Обстановка дома его раздражала. Вокзал, а не квартира. Новости были разные. Вейган принял командование. Войска заняли новую оборону вдоль Соммы. Ее называют линией Вейгана. Верден пал без сопротивления. Коммунисты призывают защищать столицу, но Париж решили объявить открытым городом. Полиции раздали карабины. Приказано расстреливать на месте всех, кто попытается готовить оборону.
Месье Буассон комментировал события. Зять уклонялся от разговоров. Мрачно отсиживался в кабинете. Лилиан пропускала все мимо ушей, с утра до ночи была занята дочкой. Единственной слушательницей виноторговца оставалась тетушка Гарбо.
– Война войной, – говорил Буассон, усевшись в кресле-качалке, – а собственность должна быть священна. Если Париж будет открытым городом, его не станут бомбить, сохранятся национальные ценности – Лувр, Нотр-Дам, предприятия. Мало ли что. После войны предприятия тоже должны работать. Мы устраним убытки.
Месье Буассон за всю жизнь не бывал в Лувре, но музей, как и виноградники, был для него символом собственности. Капитуляция бельгийской армии огорчила виноторговца. Он забеспокоился – теперь немцы снова повернут на Париж.
– Король Леопольд снюхался с немцами. Предатель! – Бельгийский король казался ему почти коммунистом. А как известно, коммунисты – против Франции.
В один из дней врач не пришел к Элен. Лилиан прождала несколько часов и позвонила ему домой. Там ответили – срочно выехал из Парижа.
Город пустел, его покидали все, кто имел хоть малейшую возможность выбраться из Парижа. Почему же не мог уехать доктор?
На другой день немцы впервые бомбили город. Больше ста самолетов висели над улицей Пастера, над Сеной. Бомбили заводы Ситроена. Погибло двести пятьдесят человек. Об этом рассказал Жюль. Он сам был на набережной Луи Блерио.
Нет, дольше сидеть нельзя ни минуты! Это безрассудство! Правительство – и то переезжает в Тур. Министры знают, что делать. Месье Буассон заявил твердо – завтра он уезжает. Это решено. Иначе
Кроме бомбежки, винодела расстроило еще одно обстоятельство: ночью кто-то вылил из бака горючее. Вот мерзавцы! Как он не сообразил вылить сам?
Жюль поморщился, когда узнал о пропаже. Обещал дать полканистры. Больше не может, самому надо доехать в Тур, возможно, в Бордо – туда эвакуируется газета.
О запасном баке с горючим Жюль умолчал – доедут и так. До Фалеза километров двести. В обрез, но хватит.
Жюль тоже со дня на день откладывал выезд. Сотрудники газеты перебрались в Бордо. Если бы не упрямство жены, он давно был бы там. Не хватало еще угодить под бомбу!..
Крошка Элен чувствовала себя гораздо лучше. Температура установилась нормальная, исчезли хрипы в груди, которые так тревожили Лилиан. Она согласилась ехать.
Утром «пикап», загруженный вещами, стоял у ворот. Тетушка Гарбо в чепчике и старомодном пальто взгромоздилась наверх. Месье Буассон сел за руль. Он сидел прямо, как кучер на козлах, жевал сигару и волновался. Лилиан поместилась рядом, взяв ребенка на руки.
Жюль поехал вперед – до площади им было по пути. На углу он остановился и вышел. Подошел к «пикапу». Лилиан спросила:
– Жюль, может, ты поедешь с нами? Я так боюсь...
– Дорогая моя, не могу! Я должен быть рядом с Францией. Это мой долг. – Патетический тон предназначался для тестя. – Но я приеду. Будьте здоровы!..
Виноторговец кивнул головой. Лилиан хотела что-то сказать, но отец тронул машину. Ему не терпелось скорее выбраться из города. Небо спокойное – ни облачка, ни самолета. И все же лучше не искушать судьбу.
На высокопарные слова зятя он ответил:
– Ну, мы поехали!..
Жюль его не услышал. Он завел мотор и поехал прямо, к Орлеанским воротам.
VI
Месье Буассон, переехав Сену, свернул налево и скоро влился в поток машин, велосипедистов, повозок. Машины, сигналя, обгоняли пешеходов, но все же двигались медленно. На углу Рю-де-Бурже долго стояли. Дорогу перерезала колонна грузовиков. Тронулись дальше. Кажется, стало свободнее. Виноторговец переключил скорость. Поток снова замедлился. Так ехать – только жечь даром бензин... Лилиан сидела молча, с тревогой поглядывала на дочь. Элен спала спокойно.
Ближе к заставе поток стал гуще, плотнее, он заполонил всю улицу. Пешеходы с рюкзаками, тачками, детскими колясками, груженными скарбом, шли по тротуарам. Вдруг снова будто прорвалась плотина. Несколько минут ехали на третьей скорости. Приближалась застава. Что произошло дальше, месье Буассон сразу не понял. Треск, скрип тормозов, удар, толчок, звон разбитых стекол. Машина рванулась в сторону и остановилась, перегородив улицу. Лилиан вскрикнула. Рядом с собой виноторговец увидел смятое крыло и радиатор автобуса. Сзади неистово гудели сирены, ругались, кричали.