Тайны японского двора
Шрифт:
— Поезд остановится, — сообщил он. — Я дал телеграмму.
— Благодарю вас за себя и за больную, — сказал барон, делая вид, что поддерживает свою даму.
До них донесся свист локомотива. Поезда еще не было видно, так как опушка леса скрывала его от взоров.
Но вот он подкатил.
— Могу я попросить вас помочь больной! — вежливо обратился барон к одному из служащих.
Принцессу осторожно повели в купе первого класса и усадили.
Поезд понесся дальше.
— Ха, ха, ха!.. — раздался звонкий хохот Хризанты.
Но барон быстро остановил ее.
— Осторожно!
Несколько минуть спустя пожилой chef du train действительно явился в вагон.
— Мы до Парижа, — сказал барон, подавая сто франковый билет.
— На следующей станции вам дам сдачу. Мне следует только шестьдесят четыре франка.
— Не трудитесь, сдачи не надо.
Обер-кондуктор с благодарностью отвесил глубокий поклон. На его лице видно было удивление.
В Париже такие «на чаи» вообще не приняты. Дають «роur boire», но и то лишь в ресторанах и гостиницах слугам, фиакрам, кучерам, но обер-кондуктора их получают очень редко и то лишь от иностранцев.
Раздался гудящий звук въезжавшего в вокзал поезда.
Они поспешно вышли на платформу.
XIV. У парикмахера
Счастливо миновав любопытные взгляды толпы, барон с Хризан-той направились стороной мимо багажной станции в маленькую улицу Мартиньоль, где, миновав угол площади, они впервые свободно вздохнули.
— Кажется нас никто не заметил, — сказала Хризанта.
— Я также убежден в этом, — подтвердил барон.
Они прошли мимо рыбного склада с консервами. Тут была нагружена рыба соль в больших ящиках, предназначавшаяся для отправки в вагонах-ледниках.
Хризанта поморщилась. Запах рыбы ей был неприятен.
— Фи, здесь пахнет совсем как у нас в Нагасаки, на большой рыбной платформе.
— Это замечательно! — воскликнул барон, заметив рядом с рыбной лавкой парикмахерскую. — Вот где я могу снять мою бороду, а ты тут найдешь какой-нибудь крем для лица.
Они вошли к куаферу, где их встретила старуха в засаленном переднике, прибиравшая столы.
— Пожалуйте, муж сейчас освободится: вот он тут на дворе бреет кондукторов.
Оказалось, что барон попал в железнодорожную парикмахерскую.
Делать было нечего. Они уселись на каких-то деревянных стульях в ожидании господина куафера.
— «Ме voila», вот и я, — воскликнул сутуловатый толстый мужчина лет пятидесяти. Рукава его были засучены. В левой руке он держал ноздрястую губку, переполненную мыльной пеной, а в правой бритву, которой, по-видимому, только что производил свою работу.
— Снимите мне бороду, — спокойно сказал барон.
— Мосье, это преступление. Такие бороды отращиваются годами, их холят, но не бреют.
— Femme le veut, — Dieu le veut (женское желание, как Воля Божья, повелевает), — сказал барон.
— Совершенно верно, — отвесив поклон, произнес куафер, — мы, как негры доброго старого времени, рабы наших дам.
— А вот этой даме, — продолжал барон, не обращая внимания на болтовню парикмахера, — благоволите лицо и шею помазать
— У меня, к сожалению, нет дорогих кремов. Здесь, мосье, нет такой публики, которая бы платила за friction по пяти франков. Мы тут пользуемся попросту белилами с вазелином или кольдкремом.
— Делать нечего, — сказал барон, подводя Хризанту к креслу.
Словоохотливый парикмахер полез в шкаф и достал большую банку с разведенными белилами.
Надев на Хризанту белую блузу и отделив воротник от шеи ватой, он принялся большими комьями наносить на лицо краску.
— Это ужасно, — воскликнула Хризанта, — я буду совсем татуированная, как малайка.
— Немножко терпения, — успокаивал куафер. — Все лишнее сотрем.
Через пять минут Хризанту нельзя было узнать, и барон всплеснул руками, когда к довершению всего на щеку была поставлена обычная анжулемская мушка.
— Теперь за вами очередь, — обращаясь к барону, самодовольно произнес куафер.
Бороды как не бывало. Только клочья и пряди, валявшиеся на полу, указывали на ее присутствие.
— Вот так, теперь ты мне нравишься больше прежнего, — сказала Хризанта, неожиданно поцеловав барона.
— Il est toujours beau (он все-таки прекрасен), — с легким поклоном подтвердил куафер.
Барон щедро рассчитался за работу и видимо повеселел.
Молодые люди вышли от куафера в самом прекрасном настроении.
Минуя захолустные улицы и переулки, барон позвал фиакр, который их быстро довез в гостиницу «Континенталь».
— Мы без багажа, проездом, — обратился барон к консьержу.
XV. Японский император и его двор
Во главе всех, отстаивавших интересы Японии в продолжении последних двух десятилетий, говорил историк фон Гессе-Вартег, стоял Мутсу-Гито, ныне царствующий император. Гибель шогунов, водворение во главе правления старинной династии, введение европейской культуры, устройство новой армии и флота, конституция — одним словом, все это удивительное, беспримерное в истории, превращение Японии из прежней деспотической, феодальной страны в современное передовое государство с западной цивилизацией, все это приписывается в Европе инициативе японского императора. Если это действительно так, то Мутсу-Гито может считаться самым замечательным не только из ста двадцати двух императоров своей династии, но даже значительнейшей личностью в истории.
Поэтому особенно интересно ближе познакомиться с такой личностью. Уже одно то, что сто двадцать третий член одной и той же династии занимает трон и что его генеалогическое дерево берет свое начало с 600 г. до P. X., т. е. 2602 года тому назад, — одно это делает его интересной личностью.
При ближайшем знакомстве обстоятельства выясняются иначе. В Японии далеко не так строго придерживались правил престолонаследия, как у нас в Европе. Наследник престола избирается из толпы сыновей, родившихся от наложниц, а иногда на трон возводились даже женщины. Нередко император выбирал себе в наследники и усыновлял сына ближайшей к трону аристократической семьи.