Тайные хроники Холмса
Шрифт:
— Если честно, мне ничего этого не хочется. Жуткая погода, Холмс.
— Ну и скучный же вы человек! От сырости еще никто не погибал. Ага! Я, кажется, нашел кое-что, что оторвет вас от камина. В «Кембридже» [15] поет «французский соловей». Думаю, это вас вдохновит! — сказал Холмс и очень развеселился, увидев, с какой живостью я вскочил на ноги. — Кажется, она ваша любимица, не так ли?
— У нее замечательный голос, — ответил я немного скованно.
— И совершенно потрясающие лодыжки. Что вы на это скажете, мой дорогой друг? Дождь ведь не помешает нам ее увидеть?
15
Я не смог
— Если вы так хотите. Это сугубо ваше решение.
Холмс все еще посмеивался от удовольствия, когда мы, тепло одевшись, остановили кеб и отправились в «Кембридж», заехав по пути к «Марчини» [16] .
Из-за дождя народу было немного, и мы легко нашли места в третьем ряду партера, откуда отлично видны сцена и ведущий, объявляющий номера.
Начало программы мне не очень понравилось. Выкупал неинтересный клоун, посредственные канатоходцы, «человек-змея», одетый в трико из леопардовой шкуры, причудливо изгибавшийся и принимавший самые неожиданные позы, а также пара дрессированных тюленей, которым по причинам, одному ему ведомым, горячо аплодировал Холмс.
16
Мистер Шерлок Холмс и доктор Джон Г. Ватсон также поехали в ресторан «Марчини» после успешного завершения дела, известного под названием «Собака Баскервилей», чтобы отобедать, прежде чем отправиться слушать знаменитых братьев де Рецкес, певших в «Гугенотах». На это представление Шерлок Холмс зарезервировал ложу. — Прим. доктора Джона Ф. Ватсона.
Я же приберег свои восторги дли Маргерит Россиньоль, которая появилась в конце первого отделения.
Те, кому не довелось видеть «французского соловья» на сцене, лишились возможности послушать одну из величайших певиц мюзик-холла.
Она не только обладала дивным сопрано, ангельским и абсолютно нефорсированным чистым верхним «до», но также полной и вместе с тем очень изящной фигу рой.
В тот вечер, как я помню, она была одета в шелковое платье цвета лаванды, которое прекрасно оттеняло ее роскошные пшеничные волосы, элегантно украшенные плюмажем из одного пера, и алебастрово-белые плечи.
Декорации удачно подчеркивали очарование актрисы. Она пела в беседке, увитой розами, на фоне декораций с изображением цветущего сада. Певица и сейчас стоит у меня перед глазами с чуть поднятой вверх миловидной головкой. Исполнив несколько баллад, она закончила выступление несравненной «Колыбельной» Годара [17] , а затем красный бархатный занавес скрыл ее под неистовый восторг зала.
Мои ладони еще не успели остыть от аплодисментов, когда Холмс потянул меня за рукав и прозаически предложил отправиться в бар.
17
Наиболее известна его опера «Жоселин» (1881), ария «Колыбельная» пользовалась особой популярностью. Оперные арии часто исполняли в мюзик-холлах после того, как Чарльз Мортон накануне премьеры «Фауста» Гуно организовал прослушивание некоторых арий из этой оперы в своем мюзик-холле в Кентербери. — Прим. доктора Джона Ф. Ватсона.
— Виски с содовой, Ватсон? Если мы поспешим, то будем у стойки в числе первых.
Холмс принес напитки и стаканы к скамейке, стоявшей в углу под пальмами в бочках, где я сидел, вес еще находясь под впечатлением очаровательного «французского соловья».
— Ну, — произнес он, глядя на меня с улыбкой, — разве вы не благодарны мне, мой дорогой друг, за то, что я сумел оторвать вас от камина?
Прежде чем я успел ответить, наше внимание при влекло какое-то оживление в противоположном конце зала. Пухлый бледный человек в вечернем костюме и крайнем волнении пытался прорваться сквозь толпу, которая уже заполнила бар. Сквозь гомон смеха и разговоров я слышал его напряженный голос:
— Пожалуйста, леди и джентльмены, минуточку внимания! Есть ли среди вас врач?
Это было настолько неожиданно, что сначала я даже не отреагировал. Холмс заставил меня подняться и одновременно взмахнул рукой.
— Мой друг доктор Ватсон — практикующий врач, — объяснил он человеку, приближавшемуся к нам. — Объясните толком, в чем дело?
— Мне бы не хотелось обсуждать это здесь, — ответил незнакомец, с неудовольствием оглядывая любопытных, окруживших нас со всех сторон.
Мы отошли в безлюдный угол фойе, и он продолжил, вытирая потное лицо большим белым платком:
— Меня зовут Мерриуик, я работаю здесь управляющим. Случилась ужасная трагедия, доктор Ватсон. Одного из артистов нашли за сценой… мертвым.
— При каких обстоятельствах? — спросил я.
— Убийство, — прошептал Мерриуик, и его глаза от ужаса чуть не вылезли из орбит.
— В полицию уже сообщили? — спросил мой старый друг. — Меня, кстати, зовут Шерлок Холмс.
— Мистер Холмс? Великий сыщик? — Мне было очень приятно прозвучавшее в голосе управляющего удивление и облегчение. — Я слышал о вас, сэр. Какая удача, что именно сегодня вы пришли послушать наш концерт. Могу я попросить вас о профессиональных услугах от имени всего нашего руководства? Любые неблагоприятные слухи были бы убийственны для «Кембриджа». В полицию, мистер Холмс? Да, они, должно быть, уже едут сюда. Я послал помощника управляющего в Скотленд-Ярд. В «Кембридже» все должно быть по высшему разряду. А теперь, если вы последуете за мной, джентльмены, — продолжал он, волнуясь и запинаясь от страха, — доктор Ватсон сможет осмотреть тело, а вы, мистер Холмс, — вы просто не представляете себе, какое облегчение я испытываю при мысли о том, что именно вы сможете начать предварительное расследование.
— Чье это тело, мистер Мерриуик? — спросил я.
— Как, я не сказал вам? О Господи! Какое ужасное упущение! — воскликнул Мерриуик, снова выпучив глава от ужаса. Это Маргерит Россиньоль, «французский соловей». Лучший номер нашей программы! «Кембридж» не сможет оправиться после такого скандала. Просто представить себе невозможно, но кто-то задушил певицу в ее собственной гримерной.
— Маргерит Россиньоль! — воскликнул я в шоке.
Взяв меня за руку, Холмс принудил меня идти дальше.
— Пойдемте, Ватсон. Держитесь, друг мой. Нас ждут дела.
— Но, Холмс, лишь четверть часа назад несравненная Маргерит была еще жива и…
Я смолк, будучи не в силах продолжать.
— Прошу вас, вспомните Горация, — взмолился мой старый друг, — «Vitae summa brevis spem nos vetat incohare longam» [18] .
Все еще потрясенный трагической новостью, я последовал за Мерриуиком по пыльным проходам — их голые кирпичные стены и каменные полы резко контрастировали с плюшем и позолотой парадных залов здания. Наконец мы прошли в большое унылое помещение, где размещались уборные.
18
Дословно цитата может быть переведена так: «Наша жизнь так коротка что строить планы на отдаленное будущее не имеет смысла». — Прим. доктора Джона Ф. Ватсона.
Там собралось много людей — как рабочих сцены, так и исполнителей. Актеры все еще были одеты в костюмы своих сценических героев, на плечи они накинули одеяла или халаты, и все громко обсуждали случившееся. В этом страшном хаосе я смутно помню какие-то железные ступени, ведущие в затемненный верхний этаж, и дверь на сцену, у которой стояла небольшая кабинка. В ее окошко высовывал голову какой-то человек в кепке и шарфе. В следующее мгновение Мерриуик свернул еще в один, более короткий коридор, который упирался в небольшую конторку дежурного у служебного входа на сцену, и, вынув ключ из кармана, отпер дверь.