Тайные хроники Холмса
Шрифт:
— Видите ли, мистер Холмс, — сказал он на чистейшем английском языке, — для нас это вопрос чести. Анна Полтава долго служила у нас и была нашей семье очень предана. Мой долг состоит в том, чтобы сделать все возможное для поимки убийцы и передачи его в руки правосудия. Вот почему мы с сыном решили обратиться к вам. Официальные полицейские власти в лице инспектора Гаджена, как мне представляется, сделали все от них зависящее, но в итоге вынуждены были расписаться в собственной беспомощности.
— Они располагают какими-либо вещественными доказательствами? — спросил я.
— Кажется, их очень немного. У них есть один свидетель — носильщик по имени Моффат, который проходил мимо дома на Спителфилдский рынок где-то около половины третьего утра. Как раз в это время, по всей видимости, и было совершено убийство. Он увидел смуглокожего бородатого
Это описание отчасти подходит к одному из жильцов — некоему Владимиру Васильченко, который тоже смуглокож и носит бороду, однако при опознании Моффат настаивал на том, что человек, которого он видел, был значительно ниже ростом и более хрупкого телосложения. Поэтому Васильченко исключили из числа подозреваемых. Как я понимаю, инспектор Гаджен явно придерживается мнения о том, что убийство совершил посторонний, а не кто-то из жильцов дома.
— На каком основании?
— На основании осмотра места преступления. Анна Полтава была найдена задушенной в собственной постели утром в понедельник, два дня назад. Ее комната расположена на первом этаже с задней стороны дома, окна выходят во двор. По отметинам и царапинам с наружной стороны рамы, которые, по всей видимости, были сделаны ножом, полиция пришла к выводу о том, что окно было открыто со двора. Убийца пробрался в комнату, когда Анна Полтава спала, придушил ее подушкой и скрылся, прихватив с собой кошелек экономки, в котором среди других монет было и два полсоверена: на хозяйственные нужды и арендную плату. Более того — дверь в ее комнату была заперта на ключ. Когда на следующее утро кто-то из жильцов обратил внимание на отсутствие экономки, дверь к ней в комнату пришлось взламывать.
По манере говорить и выражению лица графа я понял, что эта официальная версия не убедила Николая Плеханова, и, когда я высказал это свое соображение, он незамедлительно ответил:
— Да, мистер Холмс, вы правы! Я вполне допускаю, что такая версия может иметь место и соответствовать имеющимся уликам. И тем не менее не могу поверить, что именно она объясняет истинные обстоятельства убийства Анны Полтавы.
— У вас есть на этот счет собственные предположения? — спросил я.
— Да, однако, мне недостает фактов, чтобы подкрепить мою точку зрения.
— Будьте так добры, поделитесь ею со мной, — попросил я графа. — Если мотивом убийства был не грабеж, что же, вы полагаете, могло побудить к совершению этого преступления?
Как вы знаете, Ватсон, хотя рассуждениям общего характера я предпочитаю факты, мне отнюдь не чужды трезвые умозаключения, основанные на здравом смысле, которые могут приблизить к разгадке стоящей передо мной проблемы. Критика, которой я иногда подвергаю Лестрейда и его коллег из Скотленд-Ярда, состоит именно в том, что, несмотря на то что они добросовестно — хотя и с несколько тяжеловесной медлительностью, — расследуют порученные дела, им недостает основанной на воображении интуиции. А ведь именно она, будучи правильно примененной, может пролить свет даже на самые темные стороны дела. Кроме того, граф Плеханов располагал такими сведениями о лицах, имеющих отношение к этому расследованию, которые мне в то время почерпнуть было неоткуда. Поэтому мне было очень важно узнать его мнение о случившемся.
— Я убежден, — сказал граф, — что за смертью Анны Полтавы стоят политические мотивы.
Мне эта версия показалась в высшей степени маловероятной. Кому могло понадобиться убивать какую-то русскую старуху экономку? Я высказал свои сомнения, и граф Николай продолжил:
— Вам следует знать, мистер Холмс, что далеко не все русские эмигранты, пытающиеся найти убежище в этой стране, являются частными лицами, и далеко не все столь же невинны, как, например, еврейские, стремящиеся укрыться от погромов, санкционированных властями. Не все разделяют либеральные убеждения, которых придерживаюсь я сам, стремясь жить и воспитывать детей в традициях более терпимого общества. Среди нас немало революционеров, нигилистов и анархистов, людей отчаянных и опасных — причем в их числе нередко встречаются и женщины. Они выступают за насильственное ниспровержение правительства императорской России через акты террора и политические убийства, например такие, как совершенное в Санкт-Петербурге в 1881 году убийство царя Александра Второго или случившееся годом ранее покушение Веры Засулич на жизнь генерала Трепова. История моей страны, мистер Холмс, полна драматических событий. Прошлое ее потоплено в крови, а будущее, как я очень опасаюсь, станет не менее жестоким и кровавым. Вы даже представить себе не можете, насколько англичане счастливые люди уже потому, что родились и живут в стране с твердыми демократическими устоями.
Я тоже мечтаю о том, чтобы на моей родине к власти пришло демократическое правительство, однако для меня категорически неприемлемы любые формы насилия. Именно поэтому, когда ко мне обращаются с просьбой о предоставлении жилья в моем доме на Стэнли-стрит, я отношусь к моим соотечественникам очень избирательно и серьезно. Эта задача не из легких. Хотя мы с Сергеем самым тщательным образом рассматриваем документы, вовсе не исключено, что некоторые могут быть фальшивыми, и помимо нашей воли мы предоставим кров преступнику, скрывающемуся от правосудия. Должен вам признаться, у меня есть подозрение, что в нашем доме нашел прибежище человек, обвиняемый в попытке преднамеренного убийства. Эту информацию я почерпнул из разговоров моих жильцов.
— Мужчина или женщина? — спросил я, поскольку при этих словах мой интерес к делу значительно возрос.
— Этого, мистер Холмс, я вам сказать не могу. — Граф развел руками, определенно давая понять, что это ему неизвестно. — Этот человек, кем бы он ни был, совершил покушение на шефа одесской полиции, когда тот собирался отобедать в ресторане. Уже смеркалось, и на улице было много народу. Кто-то выстрелил из револьвера в экипаж шефа, но промахнулся, и пуля насмерть поразила кучера. Свидетели не смогли дать точное описание убийцы, указав лишь на то, что он был хорошо сложен и одет в черное пальто. После покушения он или она скрылись в толпе и, как полагают, бежали в вашу страну. О том, живет ли этот человек в доме на Стэнли-стрит, остается только гадать. Тем не менее я считаю своим долгом предупредить вас о возможной опасности.
Кроме того, не исключено, что в среду эмигрантов проник и агент царской секретной полиции — охранки. Он может действовать либо как правительственный шпион, либо как провокатор. Российские эмигранты живут в атмосфере постоянных слухов и досужих домыслов.
— Да, ничего не скажешь — водица в этом омуте мутная!
— Именно так, мистер Холмс! Я придерживаюсь того же мнения, а поэтому считаю, что нет никакой необходимости лишний раз баламутить этот омут разговорами о каких-то подозрительных типах со стороны или выдавать за подлинный мотив убийства ограбление. Анна была мудрой, проницательной женщиной и хорошо знала всех жильцов. Если среди них есть убийца или провокатор, работающий на охранку, она наверняка узнала об этом первая. Мое мнение — ее хотели заставить молчать. Иначе говоря, убийство это было политическим. Кошелек же украли исключительно для того, чтобы произвести впечатление ограбления.
Тем не менее я никак не могу убедить в этом инспектора Гаджена. С его стороны это достаточно самонадеянно, мистер Холмс, потому что рано или поздно ваша полиция столкнется с весьма специфическими проблемами, которые будут созданы русскими эмигрантами [43] .
Вот почему я обратился к вам с просьбой о расследовании этого дела, хотя, как вы теперь понимаете, сделать это будет отнюдь не просто. Жильцы дома на Стэнли-стрит очень подозрительны к иностранцам, к числу которых относят и англичан. Кроме того, перед представителями власти они испытывают впитанный с молоком матери страх, и к тому же почти никто из них не говорит по-английски. Вследствие всех этих причин они крайне нежелательно шли на контакт с полицией. Мне остается лишь надеяться на то, что вы сможете добиться результатов там, где инспектору Гаджену это не удалось. У вас, мистер Холмс, есть какие-нибудь соображения о том, как лучше проводить такого рода расследование?
43
Опасения графа подтвердились. К числу наиболее серьезных происшествий, к которым были причастны эмигранты, можно отнести убийство в Хаундсдиче троих полицейских в декабре 1910 года. Затем последовала осада дома на Сидней-стрит, для снятия которой были привлечены шотландские гвардейцы. Ей уделил внимание даже мистер Уинстон Черчилль, занимавший в то время пост министра внутренних дел. — Прим. доктора Джона Ф. Ватсона.