Тайные поклонники Рины
Шрифт:
— Разнять!
— Зачем? Если кто-то кого-то ухлопает, для меня только в плюс. На одного конкурента станет меньше, — Андрей замечает мой взбешенный вид, неохотно мычит и с ещё большей неохотой осторожно, чтоб ни одной не уронить, пересыпает семечки мне в ладонь. — Стереги как зеницу ока. Последние, — грозят мне и вперевалочку вклиниваются в драку.
Оттащить парней друг от друга оказывается не так просто. Сцепились нехило. Причём непонятно, кто лидирует. Казалось бы должен Вадим, всё же у него хорошая физическая подготовка, но Арсений, хоть и худее его, ничем не уступает
— Брейк, малышня, — Долгорукий растаскивает потрёпанных драчунов, тормозя их выставленными руками. Не а. Они уже слишком вошли в раж, чтобы так резко успокоиться. — Брейк, кому говорю! По разным углам быстренько разошлись, иначе в озере искупаю. Дама гневается. Её тонкую душевную организацию хоть пощадите, если собственные зубы не жалко.
Упоминание меня действует как ледяной душ. Чернышевский замирает, торопливо выискивая меня в толпе. Арсений не ищет. Убедившись, что на него никто больше не нападает, переключается на разбитую губу, облизывая кровь. Блин. Опять у него кровь. Мало ему распухшей переносицы.
Вадику тоже достаётся, но из видимых отметин лишь рассечённая бровь. Зато куртка порвана и костяшки счёсаны. Готова поспорить на что угодно, именно он и начал потасовку. Просто это прям очевидно. Едва мы пересекаемся взглядом.
Кровожадные зрители разочарованно охают, опуская телефоны и с недовольством поглядывая в мою сторону. Типа: "Вот чё ты припёрлась? Было ж всё нормально". Стадо. Глупое ведомое стадо. Никогда ещё они не были мне так противны как сейчас.
— И что здесь происходит!? — заставляет всех шкодливо засуетиться голос летящей к нам на крыльях ярости разгневанной классной руководительницы, за которой торопливо семенит моя одноклассница.
Лилька Куприянова, единственная из всех, побежала звать подкрепление. Надо будет купить ей пиццу потом в буфете в качестве благодарности. Потому что даже мне не пришло в голову подрывать учителей. Я едва про мордобой услышала краем уха, так все мозги и растеряла пока бежала сюда.
Сердита высокая дама со съехавшим от темпа набекрень пучком замирает перед драчунами, грозно упирая кулаки в бока. Андрей, присвистывая, задним ходом сдаёт поближе ко мне, благоразумно решив не маячить в поле зрения палача. А то вдруг ещё рикошетом прилетит нагоняй. Ни за что.
— Благодарю. Вы крайне любезны, — распинается он ехидно, забирая у меня своё имущество и красиво ловит ртом подброшенную высоко вверх семечку. Вот ведь позёр. Ни минуты не может, чтоб не красоваться.
— Потрудитесь объяснить! — суровые очи классухи разят без пощады и правых, и виноватых, поэтому свидетели тихонько линяют. В ближайшем радиусе остаются самые любопытные.
— Ммм… Мы упали, — поджимая губы, одёргивает на себе задравшуюся толстовку Вадик. Особо сильно напуганным что-то он не выглядит.
— Оба?
— Нет. Я упал, — подхватывает Арсений, подтирая подбородок в алых разводах. — Вадим хотел помочь, но споткнулся… И тоже упал.
— Ага, — соглашается Чернышевский. — Неуклюже вышло.
Ясное дело, учитель не настолько глупа. Неложно сложить два и два, особенно
— За мной, — с тяжёлым вздохом велит мальчикам она. На её лице так и читается: ох, уж эти дела сердечные. — Повторите свою историю Валентине Михайловной, легенду только поработайте тщательнее. А то посыпетесь на мелочах. И смотрите, опять не упадите по дороге. А вы чего толпитесь? — это уже прилетает зевакам. — Шагом марш по палаткам. И чтоб не шарились по территории, ясно? Из лагеря ни ногой. Отбой ровно в десять.
— Школьные годы чудесные. Как приятно снова вернуться в концлагерь, — хмыкает Андрей, наблюдая как все, пусть и с неохотой, но подчиняются, хаотичным гуськом выдвигаясь за преподом.
— Тебе, смотрю, так весело, — удручённо гляжу вслед удаляющимся спинам Вадика и Арсения. Мда. Вот это я наломала, конечно, дров. Уже с макушкой в них зарылась, одни ноздри торчат. Пора заканчивать, пока окончательно не засыпало.
— А чё, горевать что ль? Ну выпустили пар, парниши, с кем не бывает? Это даже полезно.
Язвительно кривлюсь.
— Ты так считаешь?
— Да расслабься, мелкая. Это нормальное явление. Я бы на твоём месте разочаровался, не дойди до этого. А то как же. Юность, кровь горячая, ревность должна бить через край.
— А у тебя что, не бьёт? — игнорирую "мелкую", хотя ведь просила так не звать.
Юность. Нашёлся тоже, старикан. Так рассуждает, будто не на три года старше, а на тринадцать.
— Бьёт, но неужели я буду устраивать разборки со школотой? — резонно замечает Долгорукий, с огорчением роясь по карманам и понимая, что семки закончились. Вот это его действительно печалит, да. — Тем более на ровном месте.
Со школотой? Я у него, как понимаю, тоже в эту группу вхожу? Отрадно слышать.
— То есть, для тебя это всё ерунда? Ничего особенного?
— Если ты не пускала никого себе в трусы, да. Не пускала же? — заливаюсь румянцем от подобной прямолинейности. А Андрею норм. Он как ни в чём не бывало закидывает свою культяпку мне на плечо. — Судя по тому как покраснела, нет. Ринуль, я ж всё понимаю. Тебя сейчас штормит как после жёсткой попойки. Поверь, я знаю, о чём говорю, у меня всякие отходняки бывали. Ты в сомнениях и это естественно, тут играет роль возраст и отсутствие опыта. Поэтому я могу пока закрыть глаза на маленькие девичьи слабости. Важно, чтоб эти слабости не переходили черту дозволенного.
Вы поглядите только какая очаровательно небрежная снисходительность.
— Милостивый государь, право, ваша доброта не знает границ, — саркастично фыркаю. В реверансе что ль упасть?
— О, не смущайте, госпожа, — миролюбиво отмахивается тот, прекрасно улавливая иронию и отвечая тем же. — Имейте в виду, я падок на лесть.
— Лесть? Извольте. Всё ведь исключительно от чистого сердца. Смиренно преклоняю голову пред вашей мудростью.
— Да какая там мудрость, скажешь тоже, — Долгорукий заканчивает ёрничать, прекращая бесплатную театральную лавочку. — Просто что-то типа личных принципов.