Тайные поклонники Рины

Муравская Ирина

— Это обычные наблюдения, которым я прежде не придавал значения. Снова самонадеянность подвела. А потом как осенило, ну и на ревности крыша окончательно слетела…

Стоп. Значит, причина драки заключалась вовсе не в нашей с Шевченко ночной астрономии? Получается, я самолично стала её, так сказать, косвенным зачинщиком… потому что рассказала ему про "N"?

— Думаю стоит предупредить, что Арсений не единственный возможный кандидат. Андрей тоже на карандаше, — признаюсь я. Не ради того, чтобы

подразнить. Ради справедливости.

Моё откровение встречается не хилым удивлением.

— Реально? Вот этого не ожидал. Я думал, он так… примазался под шумок.

— Возможно, да. Возможно, нет. Там есть свои причины…

Про наш спонтанный поцелуй на вечеринке так же благоразумно не упоминаю. Смысловой ценности он не несёт, а вот неприятно царапнуть способен.

— Хм… Мда. Интересный поворот, — протяжно присвистывает Вадик. — Теперь мне даже слегка стыдно перед Арсом. Если и бить морды, то надо было обоим, а то нечестно получается.

Класс. Чудесный вывод.

— Я обязательно передам Андрею. Сможете устроить стрелку за школой. Только позовите, пожалуйста, как можно больше народу. А то в прошлый раз маловато свидетелей было.

Ядовитый сарказм не остаётся незамеченным.

— Ты права. Прости, — спохватывается Чернышевский. — Меня снова заносит.

— Заносит.

— Я это не контролирую, честно. Это где-то на подсознании.

— Понимаю.

— И я ведь не слепой. Насчёт Андрея не знаю, но по поводу Арса… Я же вижу, что к нему у тебя взаимные чувства выражены сильнее. Да это все видят. Удивляются, но не отрицают очевидное.

— Удивляются тому, что Арсений может кому-то нравится?

— М-м-м… не совсем, — смущённо морщится Вадик. — Не хочу говорить, чтобы ты не решила, что мне корона голову жмёт.

— Скажи. Даю слово, я так не подумаю.

— Ну… народ не понимает, как можно рассматривать его как парня… когда… кхм, есть я. Прости. Это не мои слова.

— Ну ещё бы, — да чего уж, это ни для кого не сенсация. — Ты ведь у нас вроде школьной элиты. Если бы мы жили в Америке, ты непременно стал бы "королём" бала.

— Не знаю. Возможно, — равнодушно пожимает плечами Чернышевский.

— Что? Не очень хочется?

— А зачем? Если только при условии, что ты бы в таком случае стала моей "королевой".

Ооо…

— Ну… До звания "королевы" я явно не дотяну. Популярности не хватит, — настаёт мой черёд смущаться. — А вот титул "попрыгуньи-стрекозы" сто процентов закрепили бы за мной, это да.

На несколько секунд повисает неловкое молчание. Слышно как гудят потолочные лампы и топают через стенку по коридору.

— И всё же. Ты бы согласилась? — первым нарушает тишину Вадик.

— На что?

— Стать моей "королевой".

Ух, что-то жарко резко стало. Буквально чувствую под

тонкой блузкой проступивший липкий пот. Будто всю вентиляцию по зданию перекрыли разом.

— Это ты мне сейчас что, так завуалировано встречаться предлагаешь? — сглатывая образовавшийся ком в горле, с хрипотцой уточняю я.

— Да, — Вадик делает шаг ко мне. — Или нет, — ещё шаг. — Это зависит от тебя, — последний шаг сокращает между нами дистанцию до опасного минимума. Смотрю на него снизу вверх, нервно вцепившись ногтями в столешницу и боясь шелохнуться.

— Не надо, — прошу я, когда кончики его пальцев касаются моей щеки.

— Почему нет? Я не хочу давить, но ты должна понять: ходить в дураках занятие не особо приятное. На смешки за спиной мне плевать, а вот твоя неопределённость действительно задевает.

Понимаю. Я очень хорошо это понимаю. И не понимаю, почему такой человек как он, с чего-то возможностью склеить практически любую девчонку в школе, упорно не отказывается от меня. Задетая гордость? Спортивный интерес? Незакрытый гештальт? Или же я реально настолько ему небезразлична?

— Но сдаться ты по-прежнему не готов? — на всякий случай уточняю, забыв как дышать.

— Я уже говорил: такими девушками не разбрасываются. Ты смешная, Рина. Заводная, яркая. Ты украшаешь место одним своим присутствием. Не рискнуть, забив на гордость, будет, по меньшей мере, глупо, но… — его слова дезориентируют, как и он сам, как и сладковатое дыхание, вырывающееся сквозь приоткрытые приближающие губы. Приближающиеся для поцелуя…

Губы всё ближе, а я всё дальше и дальше падаю в бездонную пропасть собственных искушений.

— Но… — эхом вторю я еле слышно.

— Но водить себя за нос не позволю.

Реакция заторможена, однако нахожу в себе силы тормознуть Вадика предупредительно выставленной вперёд рукой, пресекая возможно непоправимую для нас обоих ошибку.

Приятное наваждение рассеивается от невидимого болезненного укола под дых.

— Считаешь, я вожу вас за нос? — романтический запал уходит по щелчку. — Такого ты обо мне мнения?

Чернышевский запоздало прикусывает язык, но слов обратно не взять. Как любит говорить папа: слово не воробей, из дробовика не застрелишь.

— Прости. Я не так выразился.

— Да нет, так, — соскакиваю с парты, с глухим пристуком ударяя каблучками по деревянному паркету. — Я отлично догадываюсь, как моя неопределённость смотрится со стороны. Вот только это не попытка играть на чужих чувствах. Это попытка разобраться в собственных.

— Я понимаю.

— Нет, не понимаешь.

— Ты права. Не понимаю. Но стараюсь.

— За что я тебе искренне благодарна. Однако наберусь наглости и попрошу тебя проявить ещё немного терпения.