Тайные практики ночных шаманов. Эргархия – Ночная группа
Шрифт:
Кирлиановские свечения представляли собой странную загадку. Университетский курс физики позволял полностью объяснить механизмы свечения предметов в высокочастотном электромагнитном поле, из-за чего слова солидных обитателей Фурманного – профессоров и академиков – о «фотографиях ауры» вызывали у меня ехидную усмешку. Теперь-то я понимаю, что в их словах проступали пусть и беспомощные, но все же реальные попытки отразить войну, идущую на грани Дня и Ночи. Для них кирлиановские
В конце июня я вышел из поезда, прибывшего в Киев, не подозревая, что вскоре начнется приключение, которое изменит всю мою жизнь.
Тетя Люда жила в двадцати минутах езды от Вокзальной площади. Еще не было и восьми утра, как я успел позавтракать со своими родственниками. Гриша шутил над маминой «рерихнутостью», цитируя строчки из «Агни-йоги» о вреде резиновых тапочек. Впрочем, активистов лаборатории биоэлектроники он хорошо знал – киевских экстрасенсов приютили в одном из помещений института, где он работал.
– Ну, у нас эти ребята хотя бы Рерихами не страдают и послания Высшего Космического Разума по понедельникам не оглашают, – примирительно ворчал Гриша. – Все пытаются доказать, что у них там сплошная наука. Цветочки облучают, на культуры тканей в Институте генетики биополями действуют. Мути в голове тоже хватает, но протоколы ведут, статистику собирают. Делают вид, что ученые.
– Да ладно тебе, – возражала Люда, – твой начальник, и тот у них по вечерам пропадает.
Я не прислушивался к их вялой перебранке и решил избавиться от пакета в тот же день.
Почему-то все лаборатории экстрасенсов обитали в переулках. В Москве это был Фурманный, а в Киеве – Чеховский. Занятия, как и в Москве, проходили по вечерам.
В шесть часов я вошел в полуподвальное помещение и обнаружил там маленький кинозал с авиационными креслами, расставленными перед белым экраном. Сзади виднелось окошечко с кинопроектором.
Ко мне вышел невысокий плотный человек с черными усами, лет тридцати – тридцати пяти.
– У меня пакет из Москвы для Генерала (так в дальнейшем я буду называть этого человека из-за его явной связи со спецслужбами).
– Генерал будет завтра, – ответил усач, – но если хотите, можете отдать пакет руководителю занятий, он передаст.
Мы прошли в небольшую комнатушку. За столом сидел худощавый длинноволосый молодой человек. На вид ему не было и тридцати, но чувствовалось, что на самом деле значительно больше. На нем был белый халат, и я сразу дал ему кличку Доктор.
– Садитесь, – сказал он, – что новенького на Фурманном?
Я честно признался, что имею к лаборатории весьма отдаленное отношение.
– Если хотите, можете посмотреть на наши занятия, – явно из вежливости предложил Доктор.
Я хотел так же вежливо отказаться, но тут дверь открылась, и в комнату заглянула красивая смуглая девушка. Наши глаза встретились. И я ответил Доктору:
– Да, конечно.
Зал постепенно заполнялся людьми. В основном это были парни и женщины двадцати-тридцати лет, хотя встречались и сорока-пятидесятилетние. В Москве было иначе – там как раз преобладали дамы и мужчины солидного возраста.
Вошел Доктор. Все расселись по креслам и минут на десять погрузились в глубокое расслабление. Основную часть занятий вел Доктор, иногда его сменяла яркая блондинка с холодными и злыми глазами. Упражнения, которые они давали, напоминали московские – явно чувствовались заимствования. Новыми был только прием, сопровождавший «определение биополя» (будущим экстрасенсам предлагалось перевести внимание с предмета на края поля зрения), и название «ауры» – ее Доктор называл «иллюзией контрастных границ».
Мы сосредоточивали внимание на своих ладонях, сближая их и пытаясь ощутить упругость, тепло или покалывание. Это называлось «сенсорным шумом». Вообще, наукообразные термины были у киевлян в почете. Затем, переместив внимание на край поля зрения и проводя ладонями вдоль выставленных у стены растений с мясистыми листьями, определяли границы, на которых возникал такой же «сенсорный шум», как и в ладонях. Делали это сначала с открытыми, а потом – с закрытыми глазами. У меня уже был приличный опыт подобных занятий в Москве, и определить границы удавалось совсем неплохо.
Прозвучала новая команда, и Доктор разбил нас на пары. Я пробился к смуглой красавице и напросился на работу с ней. Я действительно чувствовал ее «биополе»: резкие покалывания при приближении ее ладоней к моим, теплую ауру, окружающую ее тело. Когда занятия закончились, мы вместе вышли на улицу. Было уже темно.
– Вас действительно интересуют наши занятия? – спросил она.
– Нет, – ответил я, пытаясь ее заинтриговать, – меня интересует не наука, а магия.
– Любопытно, – сказала она, – меня тоже. А что вы понимаете под магией?
Я понес какую-то околесицу. Она улыбнулась.
Мы гуляли до полуночи. Я назвал ее Ланью. В какой-то момент решили перейти на «ты».
– Если тебя интересует магия как таковая, мы можем пойти в одну компанию, – сказала Лань на следующем свидании.
– Что за компания?
– Там собираются люди, пытающиеся выйти за пределы своих ограничений. Пойдем?
В Москве я вдоволь насмотрелся на «преодолевающих ограничения рассудочного ума» и «преступающих границы». Вряд ли здесь они «преодолевали» свои границы каким-то иным образом. Но мне хотелось побыть с Ланью, и я согласился.