Тайные страницы Великой Отечественной
Шрифт:
РЖЕШЕВСКИЙ: Я недавно наводил справки — Михай I вновь приехал в Румынию и спокойно там проживает в качестве частного лица.
— Что ж, пожелаем здоровья последнему кавалеру ордена «Победа»!
ЛОБОВ: Думаю, мы все присоединимся к этому пожеланию! Ну а я в заключение хочу сказать несколько слов о военном искусстве. Как стало ясно впоследствии, Ясско-Кишиневская операция дала большой толчок в развитии военного искусства будущей, уже послевоенной Советской армии. «Отработанные» здесь нормативы — ширина прорыва, темпы наступления, задачи по глубине, плотность артиллерии и танков на километр фронта — вошли потом во все наши боевые и полевые уставы.
Вспоминаются
— Сегодня такие масштабы представляются фантастическими...
ЛОБОВ: Зато остальные цифры после нашего здесь разговора покажутся вам вполне знакомыми... Докладываю: плотность была 240 орудий на километр фронта, участок прорыва составлял 16 км. В Ясско-Кишиневской операции дивизии на участке прорыва получали два километра — и у нас в уставах было написано два, так что на маневрах «Запад-81» участок прорыва для дивизии тоже был два километра.
Иными словами, преемственность военной практики, проведенная через наши уставы, объединила события фактически различных эпох. Впрочем, я думаю, и сейчас Ясско-Кишиневская операция могла бы стать для нас достаточно ярким примером того, как можно у себя в стране решать даже самые сложные проблемы. Главное, чтобы все было согласовано — и политика, и дипломатия, и экономика, и военный вопрос, и многое другое. Вот он — яркий пример того, что все можно сделать, было бы желание, была бы воля... И если мы сможем перенести этот опыт на наши сегодняшние дела, то в будущем России можно не сомневаться.
Заседание девятое: «Антигитлеровская коалиция — союз великий, но недолговечный»
Можно сказать, что тема «круглого стола», проведенного 29 января 2005 года, в большей или меньшей степени поднималась в ходе всех предшествовавших заседаний — ведь в мировой войне воевали не отдельные страны, а коалиции государств, решались вопросы не только чисто военного, но и политического, экономического, геополитического и прочих планов. Поэтому ни одно крупное событие войны нельзя было рассматривать как нечто обособленное, не связанное с происходившим на всех прочих театрах боевых действий, как бы далеки они ни были, не затрагивавшее интересы всех ее участников — как противников, так и союзников. Участниками разговора в редакции были В. П. Зимонин, М. Ю. Мягков, Ю. А. Никифоров, А. С. Орлов, О. А. Ржешевский, Д. В. Рябушкин, С. А. Тюшкевич, Д. Б. Хазанов, А. А. Чу-рилин и В. П. Ямпольский.
— Начнем с самого начала — когда именно мы впервые заговорили о союзниках и необходимости союза в войне?
ЗИМОНИН: Здесь можно сказать, что Россия всегда откликалась на выполнение союзнического долга, союзнических обязательств: достаточно вспомнить Итальянский поход Суворова или Заграничный поход Русской армии 1813-1814 годов...
РЖЕШЕВСКИЙ: О союзе неоднократно говорили в ходе англо-франко-советских переговоров весной и летом 1939 года. Это слово неоднократно произносилось Черчиллем в период 1937-1938 годов, когда он довольно последовательно выступал за создание, как он однажды выразился, союза трех великих демократий — Великобритании, СССР и США, на антигерманской основе...
— Но 23 августа 1939 года между Германией и Советским Союзом был подписан Договор о ненападении — и все переговоры прекратились до лета 1941 года?
РЖЕШЕВСКИЙ: Действительно, есть такое мнение, что будто бы в этот период не существовало никаких реальных, деловых контактов между Советским Союзом — с одной стороны, Великобританией и Соединенными Штатами — с другой. Но это не соответствует действительности! Сразу же после заключения советско-германских договоренностей начались наши переговоры с США и Великобританией, в конечном итоге явившиеся той определяющей базой, которая и послужила образованию антигитлеровской коалиции. Не позднее, чем через десять дней после заключения советско-германского договора, Черчилль — тогда военно-морской министр и первый лорд Адмиралтейства, — пригласил на беседу посла Майского и сказал, что у нас нет никаких противоречий. Что Англия рассчитывает на установление дружественных отношений с Россией и на то, что нейтралитет СССР будет носить благоприятный для Великобритании характер.
НИКИФОРОВ: Иван Михайлович Майский писал в своем дневнике, что он тогда приехал в гости к Черчиллю, и сэр Уинстон показывал ему свое поместье. У него была прекрасная коллекция дорогих вин, и Черчилль сказал, что в ней есть одна особо ценная бутылочка 1793 года, которую он бережет для совершенно особого случая. На вопрос, что это за случай, Черчилль ответил, что это будет тогда, когда наши армии будут вместе громить гитлеровскую Германию...
РЖЕШЕВСКИЙ: Этот визит послужил началом для переговоров, которые английский посол Криппс вел в Москве с Молотовым и другими нашими деятелями, а в Лондоне эти переговоры вел Майский. То есть задолго уже до выступления Черчилля 22 июня 1941 года, стало ясно, что мы можем рассчитывать на поддержку Великобритании в случае начала нашей войны с Германией.
ЧУРИЛИН: Чтобы понять всю сложность той ситуации, в которой оказалась наша страна в 41-м году и раньше, надо проанализировать и широкое окружение Советского Союза, и отношение СССР с сопредельными с ним государствами. Волей геополитического положения наша страна оказалась как бы между двух очагов войны: возникшего на Дальнем Востоке, в Манчжурии, в начале 1930-х годов, и созданного Гитлером в Европе в середине 1930-х годов...
ТЮШКЕВИЧ: И наша взвешенная предвоенная политика в 1938-1941 годах на западе и на востоке — в целом себя оправдала.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Я бы добавил сюда еще опасность с юга: Турция, традиционный наш враг, поддерживала Германию, с которой буквально перед самой войной заключила военный союз...
ЧУРИЛИН: Фундаментальная проблема, которая стояла перед Советским Союзом — не оказаться один на один с остальным миром, с которым его разделяли глубочайшие идеологические противоречия. Нам приходилось не просто держать порох сухим, но и готовиться к обороне с двух направлений.
— А между тем, нам долго внушали — по крайней мере, на уровне обыденного сознания, — что СССР к войне был абсолютно не готов и не готовился...
ЧУРИЛИН: Нет, анализируя деятельность тогдашнего руководства нашей страны с позиций сегодняшнего дня, отметим, что работа эта велась очень грамотно и разумно. В первом эшелоне нашей работы была политическая деятельность, стремление сплотить усилия государств, опасавшихся агрессоров, в единый фронт, добиться сдерживания агрессии, но при этом достаточно много внимания уделялось и военной подготовке. Причем и военная подготовка ведь тоже была непростая: решалась важная и ответственная задача строительства наших Вооруженных сил, а также большое значение имело получение разного рода научно-технических сведений, информации, образцов вооружения, которые потом были использованы в создании наших систем... Работа велась серьезная, глубокая и многоплановая.