Тайные тропы (илл. С. Бродского)
Шрифт:
За час до занятий Ожогин позвонил по телефону Юргенсу и доложил, что есть необходимость видеть его лично. Юргенс разрешил зайти.
– Опять чрезвычайное происшествие? – встретил он вопросом Никиту Родионовича.
– Продолжение чрезвычайного происшествия… – ответил Ожогин.
– Вторая серия? – уже не скрывая иронии в голосе, спросил Юргенс.
– Что-то вроде этого.
– Слушаю. Выкладывайте.
– Коммунист, оказавшийся в нашем доме и арестованный по вашему приказанию как опасный преступник, сейчас на свободе…
– Что-о?! –
Ожогин рассказал, что встреча с горбуном произошла совершенно случайно в доме знакомого им столяра городской управы Тряскина. Выяснилось, что горбун не коммунист, а сотрудник какого-то Гунке, по заданию которого и действовал.
– Идиоты! – буркнул Юргенс.
Ожогин добавил, что о своей связи с гестапо горбун говорил в присутствии Тряскина, его жены, дочери и подруги дочери. Ожогина и Грязнова горбун теперь считает своими, и нет никакой гарантии, что не будет болтать о них на стороне. Ожогин и Грязнов не могут быть уверены в том, что сумеют при таких обстоятельствах сохранить в тайне свои отношения с Юргенсом.
– Ясно! Довольно! – прервал Юргенс Никиту Родионовича.
– Мы полагаем, что поступили правильно, решив тотчас доложить об этом вам… – вновь начал Ожогин.
– И впредь делайте точно так же, – одобрил Юргенс. – Кстати, вы не знаете хотя бы фамилии этого мерзавца?
– К сожалению, не поинтересовались.
Когда Ожогин готов был покинуть Юргенса, тот спросил:
– Аккордеон нашли?
– Да.
– Отлично. Я видел мельком ваше объявление, но не особенно верил в его успех. А у кого купили?
– У соседа Тряскина.
– У этого Тряскина вы встретили мерзавца горбуна?
– Совершенно верно.
7
С утра неожиданно запорошил мелкий снежок. Он ложился ровным тоненьким покрывалом на грязную, усыпанную бурыми листьями мостовую, на крыши домов. Город стал неузнаваем: он будто помолодел, преобразился.
Рассматривая в окно улицу, Грязнов радостно потирал руки. Вот она, долгожданная зима! Неожиданно в окне показалась знакомая фигура Изволина, и мальчишеский задор у Андрея сразу пропал. Он стремглав выскочил на крыльцо.
– К нам, Денис Макарович?
– А то куда же еще! – ответил улыбающийся Изволин. – Конечно, к вам.
Андрей помог ему отряхнуть с шапки и пальто снег и раздеться.
Приход Изволина вызывал удивление. Денис Макарович еще ни разу не бывал у них – боялся, что это может навлечь подозрения.
– Вздумалось посмотреть, как мой аккордеон тут поживает, – шутливо объяснил свой приход Изволин. – А ну, покажите.
– У хороших хозяев ему не скучно, – ответил Грязнов и вынул аккордеон из футляра.
– Вижу, вижу – не жалуется, – продолжал Денис Макарович, любовно оглядывая инструмент. – Славная штучка! Слов нет, славная. Берегите ее, ребята… – Он оглянулся на дверь, ведущую в соседнюю комнату.
– Не беспокойтесь, Денис Макарович, – перехватил его взгляд Ожогин: – хозяйка выехала по разрешению Юргенса в деревню и возвратится через неделю, не раньше.
– Если бы она была дома, – улыбнулся Денис Макарович, – то я бы и не пришел к вам. Понятно?
Расположились в столовой за круглым столом.
– Есть дело, и дело безотлагательное, – после некоторого молчания заговорил Денис Макарович.
Ожогин понимающе кивнул головой.
– Нашу подпольную организацию интересует дом, в котором живет и работает Юргенс. Нужно знать: и кто посещает Юргенса, и о чем разговаривает Юргенс со своими людьми, и какие готовит планы. Задача не из легких, что и говорить, но выполнить ее надо во что бы то ни стало.
Денис Макарович изложил свой план. Он был прост, но смел. В дело, кроме Ожогина и Грязнова, вводились еще три товарища. За всех можно было ручаться головой.
На следующий день в здание городской управы вошли три совершенно различных по внешнему виду и одежде человека. Они молча поднялись по лестнице на второй этаж, прошли по длинному коридору в самый конец, где находилась приемная бургомистра, и присоединились к группе посетителей, ожидающих приема.
Самый старший из вошедших, он же самый маленький по росту, был одет в поддевку, перешитую из венгерской шинели. На голове у него была меховая шапка, на ногах – валенки. Лицо посетителя было нахмурено. Тоскливыми глазами смотрел он себе под ноги и, казалось, что-то упорно обдумывал.
Самый молодой и самый высокий, в засаленной тужурке поверх шерстяного свитера и таких же засаленных спортивных брюках, заправленных в сапоги, был неимоверно худ. Казалось, он только что поднялся с постели после долгой, изнурительной болезни. Огромные глаза неестественно ярко блестели. Он приметил последнего из сидящих на длинной скамье в ожидании приема и внимательно следил, чтобы никто не прошел вне очереди.
На третьем посетителе было основательно потертое кожаное пальто, на ногах – новые хромовые сапоги. Фетровая, синего цвета шляпа натянута до самых ушей. Добродушный на вид, он с любопытством разглядывал окружающих, и казалось, что его лицо вот-вот ни с того ни с сего расплывется в улыбке.
Бургомистр, видимо, торопился – в его кабинете никто не задерживался более чем на две-три минуты. Вот вышла оттуда, всхлипывая и держа платок у глаз, пожилая женщина, и трое посетителей торопливо вошли в кабинет.
– Почему сразу все? – строго спросил бургомистр.
Он сидел за огромным столом, откинувшись на высокую спинку кресла. Тонкий, совершенно прямой пробор делил его голову на две равные части.
Серо-зеленые глаза с прищуром смотрели в упор, не мигая.
– Мы все по одному делу, – ответил самый высокий, теребя в руках мохнатый заячий треух.